Вадим Бабенко - Черный Пеликан

Утром я увидел, что мы остались втроем – Гиббс и Кристоферы куда-то пропали. Женщины накормили меня обильным завтраком и ушли к себе, пообещав, что скоро все вернутся, и тогда-то начнутся настоящие дела. Пока же я скучал, заняться было нечем, к тому же и погода испортилась – за окном сыпал мелкий дождь, день был неприветлив и хмур. О прогулке нечего было и думать, так что, повалявшись у себя в спальне, я пошел слоняться по дому, не имея определенной цели.

Дом был одноэтажный, но большой, с отдельным крылом для кухни и столовой, множеством спален, выходивших в два симметричных коридора, и гостиной с каменным полом, в которой казалось до сих пор гулко перекликались все звуки, когда-то ненароком забредшие туда. Начинаясь у гостиной, спальные коридоры заканчивались хозяйственными помещениями, где была свалена всякая утварь и из которых можно было подняться на чердак по скрипучим, но крепким лестницам. Я полез было туда, но увидел лишь пыльные доски и кружева паутины, которую наверное не тревожили многие месяцы. Зато в одной из кладовых обнаружились пожелтевшие газетные пачки, перевязанные шпагатом, – старые выпуски местного «Хроникера», в основном посвященные происшествиям и сплетням. Я стал развязывать их одну за другой, бегло просматривая содержимое, и постепенно меня увлекли далекие судьбы, скупо высвеченные репортерским пером, так что я просидел над ними несколько часов, додумывая героев и переносясь в чужие горести и заботы, милосердно оставшиеся в чьем-то прошлом.

Это развлечение я любил с детства – кое-кому может показаться скучнейшим делом, но у меня захватывало дух от воссозданных чуть ли не заживо картинок, переносимых в мой мир из потрепанных книг, из старых газет и журналов. Взрослея, я становился ленивее, и реалии, наступая решительно, отбирали территорию пядь за пядью, но все же и потом я увлекался порой, а теперь и старый «Хроникер» задел те же струны, заставляя уноситься в придуманное. Примеров хоть отбавляй, чуть ли не на каждой странице – девочка, потерявшая щенка и выкравшая другого у более счастливой соседки, беглый мошенник, проживший неделю в голубятне, или обычный скромный клерк, попавший в неожиданное приключение – знай себе, запускай воображение на полный ход, дорисовывая за сухими строками, создавая что-то, будто бы достойное аплодисмента, но и вместе с тем – эфемерное, как узор на крыле или невнятное, короткое воспоминание. Я и старался, не жалея сил – перебирал шелестящие листы, отсеивал рутину и выискивал лакомые кусочки, пригодные для того, чтобы вглядеться в них попристальнее.

Вот перед глазами господин Р., банковский служащий средних лет, женат, полагаем, с молодости на невзрачной серой мыши, родившей ему двоих детей и давно переставшей следить за собой. Интересы его стандартны: умеренная игра на скачках, бридж по вторникам с сигарами и портвейном, разговоры о политике и погоде, подглядывание за смазливыми секретаршами без надежды на что-то существенное – Р. трусоват и нерешителен, слишком дорожит установившимся распорядком, да и вряд ли умеет обращаться с девицами. Все партнеры по бриджу старше как на подбор, все секретарши – моложе и привлекательнее опостылевшей супруги. Р. завис посередине в свои сорок с небольшим и от того не замечает, как стремительно проходит жизнь – задумается после, когда облысеет и состарится, станет стесняться одышки и скрипов в суставах. Пока же вполне доволен собой, знает, что все происходит в точности так, как нужно –достаточно оглянуться, и сомнение исчезнет, наголову разбитое бесчисленными примерами.

Неожиданный сдвиг кадра – у Р. отпуск на океанском побережье. Быстро мелькают привычные атрибуты: много солнца и желтый песок пляжа, дружеская компания – «все свои», бильярд «по маленькой», плескание в теплых волнах… И вдруг нечто нелепое – взявшийся из ниоткуда черный треугольный плавник, который Р., полезший в воду, чтобы еще раз окунуться перед обедом, замечает последним из благодушных курортников. Кинопленка замедляет бег – теперь важна каждая деталь. Какая-то женщина кричит истерично, подавая сигнал ко всеобщей панике, незадачливые пловцы спешат к берегу, только Р. все еще ничего не понял – оглядывается в недоумении, вытянув голову над водой и едва касаясь ногами дна. Наверное, кто-то утонул, мелькает мысль, какой кошмар… Тут же приходит другая, эгоистично-успокоительная: слава богу, это не про него, он-то в безопасности, правильно, что далеко не заплыл. И в следующий миг – внезапный страх, треугольный плавник мелькает прямо перед глазами, что это, где-то он про это читал?.. Еще отказывается верить, но уже знает, знает – это акула, совершенно невероятно, как могло случиться с ним, таким обычным, таким похожим на остальных? Судорожно оглядывается: никого вокруг, все уплыли, все бросили, вот она – настоящая цена солидарности, сытые трусливые твари, ненавижу… Пляж и крики в тридцати метрах – как в другом мире, до которого не дотянуться; он здесь один, совсем один.

Случайная волна плещет в лицо, сбивает дыхание, он кашляет и отплевывается, силясь вдохнуть, но тут что-то твердое и шершавое, как терка, задевает бедро, и он кричит в ужасе остатками воздуха, заставляя смолкнуть людей на берегу, словно извещая: развязка близка. И впрямь, черный плавник уже кружит совсем рядом, вода пенится, и – боль, тиски, темнота, слабый стихающий звон в ушах, чей-то голос – зовущий, пропадающий, теряющий нить…

Потом вдруг снова голоса, яркий свет в лицо, вспышка возвращающегося сознания – где я? Р. в больнице, местная знаменитость, везунчик, каких мало – каждый хочет подойти, дотронуться, обменяться парой слов. Ему рассказывают, что он отделался пустяками – просто сильный шок, да несколько ссадин, акула выплюнула его, слегка пожевав, и уплыла прочь, а спасатели подоспели как раз вовремя, он не успел захлебнуться. Р. нарасхват – даже телевидение проявило интерес, где впрочем он лишь статист, главная роль – у ихтиолога-специалиста в мятой одежде и с измятым лицом, что вещает занудно о привычках и повадках водных хищников, далеко не всегда, оказывается, использующих свои челюсти для еды и зачастую просто собирающих ртом всякую всячину в целях познания окружающего. «Как дети, – повторяет специалист, – прямо как дети», – и Р. обидно, он-то видел свою роль совсем по-другому…

Приходит время возвращаться в родной город. Там с ним тоже носятся поначалу, расспрашивают, что и как, горя жадным интересом. Впервые в жизни Р. важен и многословен, он не жалеет цифр, подслушанных у специалиста с измятым лицом, сообщая всем, например, сколько известно случаев нападения акул на людей за последние годы (459) и сколько из них закончились фатально (лишь 65), делится ощущением от сжимающихся акульих челюстей (будто тебя прихлопывает гаражная дверь) и даже пытается тяжеловесно шутить, но окружающие слушают неохотно, все лишь откровенно глазеют на счастливца, которого бегло потрепала по плечу фортуна, и, наглядевшись, отходят прочь. Вскоре Р. опять становится никому не нужен, лишь маленькая корректорша из соседней конторы подолгу задерживает на нем свой взгляд, сталкиваясь в коридоре, но он так и не может набраться смелости с нею заговорить…