Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Чешир приподнялся на локтях, сел повыше.

— В таком случае, будьте любезны, объяснитесь. — Он указал на одно из крыльев.

— Это вы о чем?

— Из моего крыла извлекли стрелу. Она выпущена из арбалета, который несколько лет назад был украден с военного склада. Больше мне пока ничего сообщать не хотят, — недовольно заявил Чешир.

Я пожал плечами.

— Руководство слета, судя по всему, не горит желанием устраивать разбирательство. Наоборот, играет в молчанку и не желает сотрудничать. А пока ваши запираются, какой интерес нашим, то есть полиции, начинать расследование? Тем более, что ваши, как и всегда, прежде всего заботятся о собственной безопасности.

Чешир вздохнул.

— Летатели не хотят, чтобы полиция вмешивалась в их частную жизнь. Даже если это означает, что историю с покушением на меня придется замять. Но вы-то знаете, чьих рук дело?

— Мы оба знаем. Но насилие первым применили вы, — отчеканил я.

— Вы полагаете, я сам виноват? — вскипел Чешир. — А кто похитил Хьюго? Она!

— Хьюго похитили вы, и вам это прекрасно известно. — Перед глазами у меня снова запунцовела роза, упрятанная в стеклянное пресс-папье. Так, спокойно, я зачем сюда пришел? Обрушить свой праведный гнев на тяжелораненого? Нет. Я пришел вступиться за Пери, добиться, чтобы ее план сработал. Мне надо суметь убедить Чешира, что он должен согласиться на переговоры. Особенно потому, что сейчас правда о нем, Пери и Хьюго выплыла наружу и будет у всех на слуху.

Чешир безмолвствовал.

— Где Авис?

— Ее нет дома. Какое ваше дело, где она? — огрызнулся Чешир.

— Ну, например, такое, что сейчас за Хьюго некому присмотреть.

Чешир так и взвился. Я на это и рассчитывал. Он подался ко мне.

— Вы знаете, где Хьюго? Он невредим? В безопасности?

— Да.

— Черт, Фоулер, да сядьте же вы, перестаньте надо мной нависать — нервы мне треплете. — Он ткнул в сторону стула для посетителей. До этого я и правда стоял, хотя нога побаливала. Теперь все-таки сел.

Чешир вперил в меня пристальный взгляд.

— Немедленно прекратите выгораживать Пери и верните мне сына, — потребовал он. — Поняли? Немедленно!

— Да что вы говорите? И как вы намереваетесь нянчиться с ним здесь, в больнице? — поинтересовался я. — Кстати, я на вас больше не работаю — запамятовали?

— При чем тут ваша работа! Хьюго — мой сын.

— Он еще и сын Пери, знаете ли. Питер, даже не думайте от нее избавиться. Не выход. Ничего хорошего из этой затеи не получится. Бриллиант вот попробовал избавиться от Луизы Перрос, и, как вы проницательно подметили, теперь новости просто фонтаном. — Я перевел дыхание. — Сейчас Пери совсем худо, она между жизнью и смертью. Ваше счастье, если она выживет. Когда она придет в себя, повидаетесь и решите, сколько и с кем будет Хьюго. Просто забрать ребенка — нельзя. Пери, кажется, предельно ясно показала вам — она Хьюго не отдаст.

— Чушь какая! — отрезал Чешир. — Хьюго будет жить со мной. — Сказать-то сказал, но сам вроде бы призадумался.

— Так где же все-таки Авис? — настойчиво спросил я.

— Ее нет. Улетела, — ответил Чешир. — Сколько раз повторять?

— Да, но куда? Почему?

— Кто знает? — Он пожал плечом. — Мне день и ночь названивают насчет ее выставки. По плану галереи, через три недели открытие, а от Авис — никаких вестей.

— Питер, вы знаете, почему она улетела. Я же вижу.

Ресницы у Чешира дрогнули. Он сплел длинные пальцы, глубоко вдохнул.

— Да. Знаю. Вам, конечно, известно, что я когда-то был таким же бескрылым, как вы. Крылья обрел только в семнадцать лет.

Я кивнул. Чешир собирался с силами, — ему просто надо было разогреться, чтобы ответить. Классический сценарий: подействовала эмоциональная встряска, и немудрено, она у него приключилась не единожды. Сначала подстрелили, теперь больница, исчезновение Авис, которая его бросила, да еще и новость, что сын цел и невредим — и с ним можно увидеться. Ладно, подождем, пока Чешир изольет душу. Мне спешить некуда, пусть выговорится.

— Далеко не сразу я понял, что со мной, разобрался в себе. С двадцати до тридцати я жил в состоянии эфйории: как же, стал летателем, карьера пошла в гору. Но счастье мое было неполным, и наконец я осознал, почему. Меня совершенно не влекло к летательницам. Тянуло лишь к бескрылым. Я вырос среди бескрылых женщин, для меня именно они были настоящими. Но смешанные браки быстро дают трещину и разваливаются. Есть исключения, однако их по пальцам можно перечесть. Мне казалось, когда-то я любил Авис. Хотя просто не испытывал к ней желания. И к другим летательницам тоже. Ни разу в жизни.

Тут в палату на мягких подошвах беззвучно вплыла медсестра, и Чешир умолк. Я поднялся, отошел к окну, стал ждать, пока она померяет пациенту температуру, давление или ради чего она там заявилась. Стоял я неподвижно, но внутренне просто дымился и кипел крупными пузырями. Сбила! Надо же так некстати прийти. А вдруг Чешир больше ничего не расскажет? Когда медсестра наконец убралась, я снова устроился у изголовья на стуле для посетителей. Чешир заговорил, глядя мимо меня. Он явно хотел высказать все, что наболело.

— Хотел бы я знать, единственный мой случай или нет? Правда, я пробовал выяснить, обращался к психотерапевту. Спросил, испытывают ли такое прочие летатели. А он и отвечает: «Мы занимаемся вашим конкретным случаем, а не прочими летателями». Ценные сведения, ничего не скажешь. Честное слово, убил бы. Потом он заявил, что сейчас переходный период. И что следующее поколение с таким не столкнется, потому что крылья начнут отращивать раньше, летателями становиться с детства — и с бескрылыми не общаться. Но я в это не очень-то верю.

«Поздновато Чешир спохватился — тревожиться по этому поводу», — подумал я, но промолчал.

— Летательницы прекрасны, — продолжал Чешир, — но дело не в красоте. Красота и притягательность напрямую не связаны. В мире столько красивого, но не возбуждающего.

Я кашлянул.

— И поэтому вы решили совратить Пери? Будет вам, Питер, я ни секунды не верю, что вы пленились ее красотой. Вас заводило ощущение собственного могушества.

Чешир полоснул меня гневным взглядом, свел брови.

— Что вы несете, Фоулер! Вы понятия не имеете о настоящем могуществе и власти. И представить себе не сможете.

— Ничего, не беспокойтесь, как-нибудь представлю, у меня от природы весьма живое воображение, — парировал я. — Сейчас расскажу, что вас так возбуждало. Вы превращали каждое свидание в смертельно опасную игру. Играли с Пери, как кот с мышкой. Пристрастились — и потому все другое вам уже было слишком пресно. На такие забавы подсаживаются покрепче, чем на наркотики. — Я говорил, а сам вспоминал беседу с Руоконен. У летателей недаром сложности с деторождением. Мне запали в память ее слова: «Стать летателем — значит измениться как личность. Изменить свои приоритеты». — И вы наконец-то решились и открыли все Авис, да? — спросил я. — Сказали, что Пери — родная мать Хьюго? А с Пери — просто не рассчитали? Привыкли к тому, что Авис от вас все никак не забеременеет, и забыли об осторожности, не подумали, что другая вполне способна? Потом вы получили результаты анализов, и тогда все и завертелось. Вы знали, что Авис рано или поздно догадается — она даже не генетическая мать Хьюго, а ведь Авис ждала иного — что Пери будет всего лишь суррогатной. План не сработал, интрига рассыпалась, и вам пришлось сказать Авис правду. Бедняжка, сколько на нее всего сразу обрушилось. И ребенок оказался чужим — правда, похоже, она всегда нутром это чуяла… наверно, и холод ваш тоже чуяла. Всегда. Не диво, что она так маялась.