Валерий Михайлов - Мастера Книги

– И что, нельзя было просто сказать? Прислать одного из вас и сказать, – разозлился я.

– Ты должен учиться соображать. Нам не нужны слепые исполнители. Нам нужны творчески мыслящие люди.

Думаю, Тень собирался прочесть мне целую лекцию на эту тему, но во мне словно выключили ток. Я даже не помню, как добрался до дивана. Помню лишь слова деда:

– А как ты хотел? Все это чертовски утомляет.

Вернулась Алина только через три дня. Выглядела она уставшей, но не больше – похоже, врачи в нашей фирме не зря получают зарплату.

– Как дела? – спросил я после нашего приветственного поцелуя.

– Ты не представляешь, как я устала! – произнесла она таким голосом, что я тоже почувствовал себя уставшим. – Хочу в душ, потом кофе и спать. Спать, – мечтательно повторила она.

Душ ее окончательно разморил, так что кофе она пила на автопилоте, держась из последних сил, чтобы не заснуть с чашкой в руке. Проглотив обжигающий напиток, как лекарство, она, вылитая зомби, отправилась в постель. А я пошел в кабинет, за компьютер – рутинный труд никто пока что не отменял. Вот только мне не работалось. Голова была тупотяжелой и совсем не хотела варить, и все попытки заставить себя думать отзывались отвратительным зудом в зубах. К тому же меня мучили душевная тошнота и грусть.

Хотелось послать все нафиг или, еще лучше, призвать на наши головы какой-нибудь там Апофиз, даже родился каламбур: А пофиг нам ваш Апофиз, и второй: А пофиг Апофизу мы.

Вот интересно, почему это мозг всегда с удовольствием выдумывает матерные стишки или глупые каламбуры, а стоит озадачить его каким-нибудь действительно интересным вопросом… Или же это – лукавство, и действительно интересны мне именно эти глупости и матерные стишки?

Пришла Алина. Она подошла ко мне сзади, нежно обняла и поцеловала в шею.

– Я соскучилась, – прошептала она.

Я развернулся на стуле, и она села ко мне на колени. Мы страстно поцеловались, потом еще и еще…

Потом я немного отодвинул голову от ее лица. Глаза Алины лучились любовью, нежностью и счастьем. И ни намека на то, что она совсем недавно рисковала своей жизнью, чтобы сдать меня куратору и его подопечным. Меня восхищала, удивляла и пугала ее доведенная до совершенства способность лгать. Глядя в ее влюбленные честные глаза, я понял, что не могу быть уверен хоть в чем-то с этой женщиной, и даже ее переживания, когда меня вызывал куратор, вполне могли оказаться элементом игры, как и вся наша любовь… ее любовь.

А вот я нихрена не умею ни врать, ни претворяться. По крайней мере Алина меня раскусила сразу.

– Что с тобой? – настороженно спросила она и внимательно, словно впервые только увидев, посмотрела на меня.

– Ничего, – ответил я.

– Ты какой-то не такой… другой.

– Все нормально, – я попытался ее поцеловать, но она отстранилась.

– Можешь ничего мне не говорить, но не забывай, что я тебя насквозь вижу.

– Запарился я. Хочу бросить все и умотать в отпуск недели на две. Ты не представляешь, как меня все достало!

– Еще как представляю, – грустно прошептала она.

– Тогда, может, бросим все и мотанем куда-нибудь?..

– Куда?

– Куда угодно, лишь бы подальше от всех этих компьютеров, клиентов и вообще людей.

– Пожалуй, отпуск я смогу нам устроить, – решила Алина.

Похоже, мое объяснение было принято, хотя разве мог я быть хоть в чем-то с ней уверенным?

Алина ласкала меня, все сильнее распаляясь с каждым поцелуем, каждым прикосновением, мне же было тошно до слез. Я хотел схватиться руками за голову и орать белугой в белый свет, проклиная всех тех уродов, которые сумели таки если не разрушить, то расколоть наши отношения. Я чувствовал… на высшем, энергетическом плане мы стали с Алиной единым целым, единым существом, и эти паскуды разрывали теперь нас на две части, не позаботившись дать обезболивающего, не говоря уже…

А я не хотел… я совсем не хотел расставаться с любовью, не хотел относиться к Алине, как к минному полю, не хотел…

Я был не в силах изменить ситуацию, не в силах все позабыть и начать с нуля, не в силах…

Но наблюдать, опустив руки, за тем, как гибнет самое ценное, что когда-либо было в моей жизни, я тоже не хотел. Отчаяние требовало действия, и я бросился в любовь, как Каренина под свой поезд.

Я набросился на Алину прямо там, на полу кабинета, прямо на наскоро снятой одежде. Я любил ее так, как будто для меня это было вопросом жизни и смерти. Хотя, почему как? Для меня тогда это действительно было вопросом жизни и смерти. Я, наверно, выглядел сумасшедшим, потому что Алина… Ее широко раскрытые от удивления глаза буквально превратились в два вопросительных знака.

А потом, когда я, рухнул рядом с ней на пол, хватая ртом воздух, она мне сказала:

– Сегодня ты еб меня так, как будто хотел сразу после убить…

– Боюсь тебя разочаровать, но таких планов у меня не было и нет, – ответил я, блаженно улыбаясь.

Выбранное моим отчаянием средство оказалось действенным. Я вновь чувствовал, что мы вместе, и от этого мне было так здорово, как никогда.

– Пойдем в душ, – предложила, вставая, Алина.

– Ты не представляешь, как я тебя люблю.

– Похоже, нам действительно нужен отпуск, – сказала она, посмотрев на меня изучающим взглядом, а потом чуть слышно добавила, – все будет хорошо. Я обещаю. Все будет хорошо…

Всего за каких-то пару дней Алина умудрилась снять для нас великолепный дом в деревне в пятидесяти километрах от Ростова, куда мы и отправились уже на следующей неделе. Обошлось нам это удовольствие раза в полтора дороже, чем в среднем по району, но мы ни разу не пожалели о переплате.

Дом был кирпичным одноэтажным, построили его годах в девяностых, когда наши местные недоучки еще не изобрели этот свой верх безвкусицы под названием «казачий стиль». Огромная кухня, большая спальня и еще одна большая комната. Плюс газ, водопровод, электричество и ванная с туалетом. Сплита, правда, в доме не было, но мы привезли свой, напольно-портативный. Такой не нужно устанавливать, просто выводишь шланг на улицу…

Вокруг дома росли высоченные деревья, я узнал только клен и акацию, так что тень у нас была «высокая», то есть именно такая, какая и приносит прохладу, а не дополнительную духоту. Недалеко от дома был живописный пруд или озеро, еще не загаженное продуктами человеческой жизнедеятельности, так что там вполне можно было купаться и даже ловить рыбу. С той стороны озера-пруда была небольшая, но очень живописная, распевающая на всевозможные птичьи голоса свою песню роща, куда любили отправляться в паломничество местные влюбленные…

К дому прилагались два совершенно забавнейших существа. Одним из них был кот по имени Самогон – настоящий боец с огромной головой, плавно переходящей в мощное, мускулистое тело. Правый ус у него был выдран в одном из последних боев, а уши давно уже обзавелись бахромой. Несмотря на свою внешнюю воинственность и непримиримость к другим котам, с нами Самогон был самим олицетворением ласки. Он не упустил ни одной возможности забраться к кому-либо из нас на колени.