Виталий Вавикин - Добро пожаловать в будущее

– Ты представляешь?! – говорит Ханна художнику. – Хоть бы он сам в следующий раз сварился в этом чертовом джакузи!

Художник улыбается. Мягкая кисть щекотит грудь Ханны, оставляя на коже след красной художественной краски. Ханна смеется и спрашивает, что он делает.

– Ты же сама сказала, что чуть не сварилась, – говорит художник.

– Не смешно, – говорит Ханна, но продолжает улыбаться.

– Что не смешно? – художник обводит ее соски.

– Что я чуть не сварилась, – говорит Ханна.

Красного цвета становится больше. Теперь это уже рисунок. Картина на девушке, которая позирует для картины. Все новые мазки. Все новые слои краски.

– Только у меня нет горячей воды, – говорит художник.

– Самое время, чтобы вспомнить, – говорит Ханна.

Они смеются…

Вспышка…

Мать Ханны слушает. Мать просит подумать об отце. Ханна замолкает, а мать рассказывает ей о том, что все чувства в этом мире можно стереть или изгнать при помощи вуду. «Вот оно, – думает Ханна, – еще одно откровение детства. Еще одна истина повседневности в этой народной библии выживания и естественного отбора».

– Ты понимаешь меня? – спрашивает мать.

– Да, – говорит Ханна.

– Ты не будешь делать глупостей?

– Нет.

– Помнишь, какой ты была?

Мать рассказывает о белых бантах и забытых праздниках… Вспышка…

– Когда ты сделаешь горячую воду? – кричит Ханна из ванной.

Она одевается, и художник провожает ее до машины. Ханна едет домой. Едет к родителям. Она буквально светится счастьем. Мать смотрит на нее и качает головой. Дожидается ночи и отправляется во внешний город к бокору.

Старуха Мамбо слушает историю Ханны, затем берет фотографии Ханны и художника. Еще одна экстатическая пляска. Еще один петух прощается с головой.

– Теперь все в руках лоа, – говорит старуха Мамбо…

Вспышка…

Ханна включает джакузи. Ханна снимает одежду и забирается в теплую воду.

Старуха Мамбо пляшет. Безголовый петух носится вокруг нее, размахивая крыльями.

Ханна закрывает глаза и пытается отогреться после холодной ванны художника. Духи лоа ищут ее. Они идут по следу вещей, которые мать принесла старухе Мамбо.

Ханна улыбается и вспоминает художника, его рисунки, его руки. Он рисует ее маслом. Он рисует ее графитом. Ей нравится, как он смотрит на нее, и нравится смотреть на него.

– Нужно сжечь все его рисунки, – говорит мать.

– Ты лучшая из всех, кого я рисовал, – говорит художник…

Ханна закрывает глаза. Вода в джакузи начинает закипать. Бурлит и выплескивается через края ванной. Ханна не понимает, что происходит, но ей это нравится. Духи лоа нашли ее. Агве нашел ее. Ханна до боли сжимает кулаки. Дом. Милый дом. Ханна тихо стонет. Муж спрашивает через закрытую дверь, все ли у нее в порядке. Ханна говорит «да». Кусает губы. Дом. Милый дом. Духи лоа заполняют джакузи. Ханна выгибает спину и сжимает ноги. Дом. Милый дом…

Ханна хочет спать. Она вытирается и надевает халат. Вода в джакузи успокаивается. Компрессор выключен. Свет гаснет. Ханна ложится в кровать. Муж прижимается к ней. Она имитирует оргазм и засыпает. Ей снится внешний город. Старуха Мамбо садится на стул. Безголовый петух деловито расхаживает по комнате. Он может прожить так еще пару дней. Главное – не забывать его кормить и следить, чтобы зерна не попали в дыхательное горло…

Вспышка…

Картина маслом. Дом художника.

– Я не смогу показать это своему мужу, – говорит Ханна, разглядывая холст, на котором она позирует без одежды.

– Почему нет? – спрашивает художник.

– Картина слишком настоящая.

– Хочешь позировать в одежде?

– Нет. Хочу, чтобы ты закончил картину.

Вспышка…

Ханна смотрит на отца и вспоминает картину художника, на которой выглядит совсем юной. Невинной и чистой. Она стоит в центре, прикрывая наготу руками. Разве не такими были ее мечты? Разве не так она представляла свои фантазии, страхи, переживания? Была ли она когда-нибудь более искренней, чем на этой картине? Отец взбивает ее волосы и спрашивает про внуков.

– Когда-нибудь, – говорит Ханна.

Мать спешно меняет тему разговора, переживая, что ее старшая дочь не может забеременеть.

– Это так чувственно, – говорит сестра, когда Ханна рассказывает ей о картине.

– Мне кажется, что это немного порочно, – признается Ханна, смущенная своими воспоминаниями, которые теперь уже в прошлом.

– По-моему, это естественно, – говорит сестра.

Она берет своего ребенка на руки и кормит его синтетической смесью. Ханна говорит, что у детей, находящихся на грудном вскармливании, реже встречаются инфекционные заболевания желудка и кишечника, аллергии и высокое кровяное давление.

– А ты бы стала портить форму груди? – спрашивает сестра, но тут же извиняется, вспоминая, что у Ханны, возможно, никогда не будет детей.

– Ничего, – говорит Ханна и показывает положительный тест на беременность.

– Это что? – спрашивает сестра. – Это твой?

– Мой, – говорит Ханна. Нарисуй мне радость. Нарисуй мне то, что, казалось, никогда не случится…

Вспышка…

Пневмоповозка, гул двигателей, ребенок на заднем сиденье, лето. Ханна видит, как художник переходит дорогу. У него есть картины. У нее – джакузи и ребенок, который без умолку о чем-то болтает на заднем сиденье.

«Нарисуй мне то, чего никогда не было, – думает она. – Нарисуй мне то, что я никогда не смогу забыть».

Ханна улыбается и машет художнику рукой. Художник тоже улыбается.

Все мы заложники своих ожиданий. Все мы заложники своих несбывшихся надежд.

А ребенок на заднем сиденье что-то лопочет и лопочет…

Вспышка…

Бирс открывает глаза. Ханна смотрит на него и улыбается так же, как мгновение назад улыбалась художнику в своих воспоминаниях. В кабинке для свиданий тихо. Горят свечи, подчеркивая интимность.

– Ну как? – спрашивает Ханна.

– Что как?

– Как тебе перенос воспоминаний? Мне ты понравился, а я тебе?

– Ты мне нравилась и без переноса.

– Вот как? – она улыбается, перебирается к нему на колени.

Бирс целует ее, вернее, отвечает на ее поцелуи, хочет спросить о клиниках, где стирают воспоминания, но не может подобрать подходящий момент.

– Давай сделаем это прямо здесь, – шепчет Ханна, расстегивая ему ремень. – Обещаю, я больше не буду бояться тебя. Мне теперь незачем бояться. Я видела все твои воспоминания. Я знаю все, что тебе нравится. И я знаю, что это нравится мне.

Ханна снова целует его, не получает ответа, хмурится, спрашивает, что не так.

– Как ты думаешь, тебе когда-нибудь стирали воспоминания? – спрашивает Бирс.

– Не знаю, – Ханна растерянна и возбуждена, но возбуждение уже не волнует, а, скорее, вызывает дискомфорт.