Виталий Вавикин - Добро пожаловать в будущее

– Но они часть твоей жизни. Ты часть их жизни. – Бирс просит его нарисовать старых друзей. Художник смотрит на него как на идиота, но от денег не отказывается. – Можешь сделать карандашом, – говорит Бирс. – Можешь сделать небрежно. Так, чтобы не возникало сомнений – человек дошел до грани.

– Твои деньги, – сдается художник.

Он берет чистый лист бумаги и планшет, берет карандаш, хмурится, заглядывая в свое далекое прошлое, делает первые штрихи, наброски. Линии кажутся Бирсу совершенно бессмысленными.

– Нарисуй мне отчаяние, – говорит он. Художник кивает. – Нарисуй бой барабанов.

Бирс садится в старое потрепанное кресло, просит художника нарисовать надежды и страхи. Художник кивает. Ему плевать. Он уже нарисовал в своей жизни все, что мог. Все остальное он рисует за деньги.

– Расскажи мне про Ханну, – просит Бирс, неожиданно становясь серьезным.

– Ты хочешь, чтобы я рисовал или рассказывал? – спрашивает художник.

– А сколько будет стоить рассказ? – спрашивает Бирс.

Художник молчит. Молчит слишком долго. На его лице ничего нет. Эта картина уже никогда не оживет. Его лицо навсегда останется бездыханной маской.

– Ханна говорила, что ей нравились твои картины, – говорит Бирс. – Ханна говорила, что ты любил ее…

Бирс ждет ответа. Художник смотрит на него, смотрит на рисунок, который рождается под его рукой.

– Ханна говорила, что из вас могла бы получиться хорошая пара, – продолжает Бирс, надеясь оживить эту бездыханную маску на лице художника. – Ханна говорила, что ей было хорошо с тобой. Ханна…

– Я продал ее, – говорит художник. Брови Бирса ползут вверх.

– Продал кого? Продал Ханну?

– Продал картину с Ханной. – Художник показывает ему свой рисунок. Показывает лица Адио и Эну на белом листе. – Похожи на настоящих?

– Ты скажи. Это ведь твои друзья.

– Но видел их последним ты. Пусть и в воспоминаниях. – Художник берет затирку.

Бирс рассказывает о типографии. Говорит, что скоро в этом городе будет настоящая газета.

– Хочешь работать в типографии? – спрашивает он.

Художник качает головой.

– Понимаю, – говорит Бирс, закуривает синтетическую сигарету, смотрит на уродливые картины в мольбертах, начинающие раздражать его. – Зря продал картину с Ханной.

Бирс вспоминает Эну, вспоминает Адио, вспоминает все эти потерянные жизни и судьбы, которые видел в последние дни, и хочет сделать что-то хорошее.

– Кому ты продал картину? – спрашивает он художника. – Хочешь, я ее выкуплю и верну тебе?

– Не хочу. – Художник продолжает рисовать. Его лицо – неподвижная маска безразличия.

– Тогда я выкуплю картину для Ханны, – говорит Бирс.

– Кажется, ее выбросили, – говорит художник. – Новая хозяйка познакомилась с Ханной и решила, что держать дома картину с обнаженной подругой не самый лучший способ сохранить брак.

– А что дальше? – спрашивает Бирс. – Удалить своему мужу воспоминания об этой картине? Удалить воспоминания себе? – он пытается улыбнуться, но улыбка выходит кривой и натянутой. – Эти клиники по изменению воспоминаний не дают мне покоя, – признается Бирс.

Он рассказывает художнику о Розмари: как и почему она отказалась от своих воспоминаний. Рассказывает о Серджио, который после года совместной жизни с Розмари тоже отправился в клинику, чтобы стереть свои воспоминания. Художник слушает, продолжая рисовать.

– Ты ведь никогда не обращался в клинику за помощью? – спрашивает Бирс.

– Нет, – говорит художник, не поднимая глаз.

– Значит, Ханна не соврала, сказав, что там нет отпечатков твоего сознания. – Бирс пытается встретиться с художником взглядом, но взгляд художника сосредоточен на рисунке. – Я хочу сделать с тобой перенос сознаний, – говорит Бирс.

– Я думал, ты хочешь рисунок Эну и Адио.

– Я заплачу. – Бирс поднимается и говорит, что если у художника нет машины для переносов, то они могут отправиться в бар для свиданий, о котором ему рассказала Ханна.

Художник. Воспоминания художника. Они вторгаются в сознание Бирса, заполняют его. Жизнь художника. Сны художника. За последние дни переносов Бирс понял одно – чужим воспоминаниям нельзя противиться, нельзя противостоять им, отказываясь от одного и изучая другое. Воспоминания неподвластны и спонтанны. По ним можно лишь плыть, позволяя нести себя, словно реке, берега которой ты изучаешь. И берега эти будут похожи на внутренний мир человека, с которым происходит перенос. Это невозможно изменить. Есть шанс лишь попытаться увидеть на этих берегах то, что интересует тебя, проигнорировав остальное. И можно попытаться замедлить или ускорить свое путешествие. Но река все равно будет владеть тобой, нести тебя вперед…

Художнику снится, как он провожает домой незнакомую девушку. Она хочет, чтобы он взял ее за руку. Ее ребенок хочет, чтобы она взяла его за руку. Художник хочет девушку, но не хочет ребенка. Уже вечер, но вокруг людно. Художник, девушка и ее ребенок идут по мосту. Этакая надуманная счастливая семья. «В чем подвох?» – думает художник, останавливаясь возле дома, где живет девушка.

– Спасибо, что проводил, – говорит она, запрокидывая голову для поцелуя.

Художник целует ее взасос и думает о подвохе. Ребенок, пола которого он не знает, открывает дверь ключом, висящим на шее.

– Зайдешь? – спрашивает девушка.

– Не хочу спать! – кричит ребенок. – Не буду спать!

Художник смеется. Его единственный шанс переспать с девушкой тает…

– Я знаю, кто ты, – неожиданно говорит девушка. – Ты – Дюваль.

«Вот он, подвох, – думает художник. – Вот оно, безумие…»

Вспышка…

Художник встречается с Дювалем вечером и показывает ему свой новый рисунок.

– Это я в твоей шкуре, – говорит он.

– Вот это да, – говорит Дюваль. Он знает, что художник не гомосексуалист, но он не знает, зачем художник показывает ему весь этот бред. – У тебя что-то случилось? – спрашивает Дюваль.

– Нет, – говорит художник. – Я просто думаю, что всех нас могут заменить, всем нам могут стереть воспоминания и записать новые.

Он говорит о кибермертвецах, которых видел во снах, когда был ребенком. Дюваль хмурится и спрашивает, когда он в последний раз занимался сексом.

– Вчера, – говорит художник.

Дюваль матерится.

– Я имел в виду настоящий секс, – уточняет он.

– Тогда не помню, – художник улыбается.

– Тебе нужна баба, – говорит Дюваль.

– Мне нужен кобальт, – оживляется художник. – Если смешать его с масляными красками, то со временем он придаст им зеленоватый оттенок. Представляешь, картина, которую ты закончил, но она еще не закончена. Ей нужно время, чтобы дозреть. Она словно дорисовывает сама себя.