Нил Шустерман - Нераздельные

— Температуры нет. Просто замерз, — констатирует Уна.

— Спасибо еще раз, — шепчет он. — Мне лучше.

Лев понемногу согревается. Зубы лязгают уже не так часто, и дрожь постепенно прекращается. Он дивится: насколько же далек был его сон от реальной жизни! Каким образом испепеляющий жар так быстро претворился в холод, царящий в этом придорожном мотеле на полпути между двумя медвежьими углами? Но холод и жар — это две стороны одной медали, разве не так? И то, и другое в крайнем своем проявлении смертельно опасно. Лев закрывает глаза и пытается снова уснуть, зная, что в ближайшие дни ему понадобятся все его силы.

Утром он просыпается от звука закрывающейся двери. Наверно, Уна ушла, думает он. Но нет, она как раз наоборот вернулась.

— Доброе утро, — здоровается девушка.

Лев невнятно мычит — у него еще недостаточно энергии, чтобы разговаривать. В комнате по-прежнему собачий холод, но под двумя одеялами тепло.

Уна протягивает ему два пакета из Макдональдса — по одному в каждой руке.

— Выбирай — инфаркт или инсульт?

Лев зевает и садится на постели.

— Только не говори, что рак у них закончился…

Уна трясет головой:

— К сожалению, рак только после одиннадцати тридцати.

Он забирает пакет из ее левой руки и обнаруживает в нем «яйца мак-что-то-там». Ух ты! Такая вкуснятина не может не быть смертельной. Ну что ж, если эта еда собирается его убить, ей придется стать в очередь за Инспекцией, хлопателями и, само собой, Нельсоном.

— Каков наш план, братишка? — спрашивает Уна.

Лев уписывает остатки завтрака.

— Сколько еще до Миннеаполиса?

— Часа три.

Он тянется к своему рюкзаку, извлекает оттуда фото двоих орган-пиратов, за которыми они охотятся. У одного не хватает уха, другой смахивает на козла.

— Хочешь взглянуть еще раз? — спрашивает он.

— У меня их рожи отпечатались в мозгу намертво, — отвечает Уна, даже не пытаясь скрыть отвращение. — Все равно, думаю, ничего у нас не выйдет. Миннеаполис и Сент-Пол — города большие. Найти там двоих подонков, которые не хотят, чтобы их нашли — штука почти невозможная.

Лев тонко улыбается:

— С чего ты взяла, что они не хотят, чтобы их нашли?

Вот тут Уна садится рядом с ним на кровать, впивается в него пристальным взглядом и повторяет:

— Так какой у нас план, братишка?

Чандлер Хенесси и Мортон Фретуэлл. Два орган-пирата, ушедшие живыми с территории арапачей после того, как захватили в лесу группу детей, среди которых был и Лев.

Уил Таши’ни, единственная любовь Уны, спас их тогда. Он отдал себя в обмен на жизни Лева и других ребят. Пираты пошли на это, потому что у Уила имелось нечто, стоившее огромных призовых денег: талант, заключенный в его руках и части мозга. Уил был великолепным гитаристом. Пираты забрали его, оставив Лева расхлебывать последствия. Не в силах Лева было помешать самопожертвованию Уила, и все же арапачи обвинили именно его. Ведь он чужак, как и орган-пираты; он — беглец, пришедший из того же вывихнутого внешнего мира. Даже Уна испытывала к нему двойственные чувства. «Ты предвестник несчастья», — сказала она ему однажды. И была права. Куда бы Лев ни направился, за ним по пятам следуют всякие невзгоды. И все же он надеется сломать шаблон. Наверняка это будет легче, чем достать с неба луну.

Расплетение Уила Таши’ни оставило рану в душах арапачей. Лев понимает, что ее не исцелить, но, может, у него получится хотя бы облегчить боль? Шрам останется навсегда, но если все пойдет по его плану, они с Уной поймают этих мясников и отдадут на справедливый суд арапачей.

И тогда Совет племени выслушает Лева.

Тогда они не отвергнут его мольбу и наконец публично заявят о своей позиции в отношении юновластей.

Конечно, поймать Хенесси и Фретуэлла не совсем то же самое, что сбросить с неба луну; но если арапачи — как говорят, самое влиятельное из племен — вступят в борьбу против расплетения, рухнет кое-что такое, на фоне чего упавшая луна покажется пустяком.

Мейсону Майклу Старки нет дела до Людей Удачи. Ему не нужна их жалкая поддержка. Он дерется с врагом лицом к лицу. Оружейный ствол, приставленный к шее Инспекции — вот каковы его методы. По его мнению, любые другие — для неудачников. Старки знает: он рожден для величия. Собственно говоря, он уже его достиг, теперь вопрос только в степени этого самого величия.

— Чуть выше, — приказывает он. — Да, здесь.

Старки со своими аистятами сбежал с Кладбища из-под носа юновластей. Старки выжил в авиакатастрофе. И теперь Старки — герой войны. Неважно, что официально никакой такой войны нет; он сам объявил ее, и это единственное, что имеет значение. Если все в большом мире решили вести себя так, будто всё это не стоящая их внимания ерунда, тогда они заслуживают того, что обрушится на них в недалеком будущем.

— Ничего не чувствую! — рявкает он. — Сильнее!

Старки — спаситель аистят, нежеланных младенцев, выросших в нежеланных детей. Его батальон теперь превратился в целую армию, горящую праведным гневом против системы, которая хотела навсегда избавиться от них. Общество желало видеть их в разобранном виде. Части их тел, понимаете ли, пошли бы таким образом «на службу человечеству». Ну что ж, аистята послужат теперь человечеству несколько иначе.

— Да ты, кажется, совсем ничего не умеешь!

— Я стараюсь! Я делаю все, что вы требуете!

Старки лежит вниз лицом на массажном столе в каморке, которая раньше была аппаратной на электростанции. Cтанцию, расположенную вдали от всего обитаемого мира, закрыли еще несколько лет назад; оборудование вывезли, не оставив ничего, кроме ржавой железобетонной коробки, обнесенной сеточной оградой. Забытый Богом и людьми угол в северной части штата Миссисипи, заросший сорняками, никем не любимый. Отличное место, чтобы спрятать армию численностью в шестьсот человек.

Старки приподнимается на локте. Массажистка, хорошенькая девочка, имени которой он не помнит, смотрит в сторону, слишком напуганная, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Хороший массаж приносит не только удовольствие, но и боль, — внушает Старки. — Ты должна размять узлы. Нужно, чтобы после твоего массажа мышцы у меня стали упругими и послушными, я был бы в полной готовности к нашей следующей операции. Поняла?

Девочка послушно кивает; чувствуется, что ей очень хочется угодить:

— Да, поняла.

— Ты говорила, что делала массажи раньше!

— Да, говорила… — лепечет она. — Я просто хотела воспользоваться возможностью…

Старки вздыхает. Что поделаешь, так уж теперь повелось. Они лезут по головам друг друга, лишь бы оказаться поближе к нему. Погреться в лучах его величия. Собственно, он их не осуждает. Стоило бы поаплодировать этой девчонке за ее амбиции, но сейчас ему хочется только одного — хорошего массажа.