Нил Шустерман - Нераздельные

Ну уж нет! Он не имеет права допускать такие мысли. Уна вернется. Все пройдет точно по плану.

Или не пройдет.

Лев трясет головой в темноте, прогоняя опасения. Просто руки его привязаны так неудобно, что кажется, будто минуты ползут гораздо медленнее, чем в действительности. Он вспоминает другой случай, когда он провел в путах намного больше времени — в уединенной хижине, где Нельсон держал в плену их с Мираколиной. Запястья Лева были притянуты к раме кровати примерно такими же пластиковыми стяжками, как сейчас, только тогда все было по-настоящему. Нельсон устроил развлечение, играя с ними в русскую рулетку: пять патронов в его пистолете были с транком, а один — с настоящей пулей. Ни малейшей возможности предугадать, который из выстрелов станет смертельным. Однако орган-пират стрелял не в Лева. Он стрелял в Мираколину каждый раз, когда юноша давал ему не тот ответ, который ему хотелось бы услышать; и каждый раз девочка впадала в бессознательное состояние, получив заряд транка.

В тишине стального ящика мысли Лева пускаются в странствие по альтернативным реальностям. А если бы Нельсон убил Мираколину? Что сделал бы Лев тогда? Хватило бы ему пороху сбежать или ее гибель легла бы на него таким тяжким бременем, что он бы попросту сломался?

И где был бы сейчас Коннор, если бы Леву тогда не удалось вырваться от Нельсона? Либо в тюрьме, либо мертв, скорее всего. Или, может, в заготовительном лагере, ожидая, когда будет принят закон о расплетении преступников.

Однако Мираколина выжила и помогла Леву добраться до кладбища самолетов. А он в свою очередь спас Коннора и от юнокопов, и от Нельсона. Вот как много хорошего он свершил! Рассказать бы Мираколине, да только он не имеет понятия, где она и сумела ли вообще спастись.

Он по-прежнему питает к ней теплые чувства и часто ее вспоминает; но за последнее время случилось столько всего, что кажется, будто Мираколина осталась где-то далеко, в прежней жизни. Когда Лев встретил ее, она была десятиной; значит, если она сохранила верность тем же идеалам, ее уже расплели. Леву остается только надеяться, что его влияние вытравило из нее это опасное стремление к самопожертвованию, но точно ему ничего не известно. Может быть, когда-нибудь он найдет ее и узнает, что с ней случилось, однако сейчас всякие личные переживания для Лева — непозволительная роскошь. Так что покуда Мираколина Розелли числится в его списке, озаглавленном «Может быть, когда-нибудь».

Он слышит звук отодвигаемого засова и скрип тяжелых петель. Створки в передней части контейнера расходятся ровно настолько, чтобы пропустить внутрь полоску бледного лунного света. В контейнер протискиваются три человека. Лев повисает на своих стяжках, как будто потерял сознание. Через веки закрытых глаз он ощущает бьющий в лицо луч карманного фонарика.

— Это не он! Глянь, какие космы!

— Идиот! Волосы ведь могут отрасти!

Лев сразу узнает голоса: Фретуэлл, козломордое ничтожество, и Хеннесси, одноухий главарь шайки с замашками ученика престижной частной школы. Лев был в компании подонков только один раз, но их голоса впечатались в его слуховую память, словно выжженное тавро, и при их звуке его начинает трясти от гнева. Лев открывает глаза. На его лице отвращение и ужас попеременно сменяют друг друга, и он не скрывает своих чувств — они играют ему на руку.

— Можешь мне поверить — это Лев Калдер, — говорит Хеннесси, наклоняясь над узником и всматриваясь в его лицо.

— Гаррити! — хрипит Лев.

— Да называй себя как хочешь, — ухмыляется Хеннесси. — Для всего света ты — Левий Калдер, десятина, ставшим хлопателем.

Лев плюет ему в рожу — во-первых, потому, что рожа близко, а во-вторых, потому что это доставляет ему огромное удовольствие. И тут, к его изумлению, к нему подходит Уна и хлещет его тыльной стороной ладони по лицу — так сильно, что голова пленника едва не отрывается.

— Уважай своих новых хозяев! — цедит Уна. В ответ Лев плюет и в нее.

Она подступает ближе, занося руку для повторного удара, но Хеннесси перехватывает ее:

— Стоп! Тебя никто не учил, что нельзя портить товар?

Уна отходит и кладет фонарик на ржавый сейф, отчего отбрасываемая им косая тень становится резче и гуще. Девушка на миг отворачивается и незаметно для других подмигивает Леву. Тот смотрит на нее, демонстративно ощерив зубы — потому что это пираты должны видеть. Оплеуха входила в план — она подкрепляла легенду, хотя больно было нешуточно. Лев подозревает, что Уна хлестнула его не без некоторого удовлетворения.

Приходит черед Фретуэлла поиздеваться над пленником.

— Не стоило отпускать тебя тогда, в первый раз! — гогочет он, подойдя поближе. — Правда, в те времена ты еще не был хлопателем. Ты вообще был никем!

— А он и сейчас никто, — говорит Хеннесси и поворачивается к Уне. — Пять тысяч и ни пенни больше.

Уна в возмущении, а Лев, мягко говоря, оскорблен в своих лучших чувствах.

— Издеваешься?! — вопит Уна. — Да ему цена по крайней мере раз в десять больше!

Хеннесси скрещивает руки на груди.

— Вот только не надо! Не строй из себя дурочку. Его органы в полной непригодности из-за взрывчатки в крови; он не растет и наверняка стерилен. Голубушка, мы занимаемся поставками качественного мяса, а его мясо ценности собой не представляет.

Лев подавляет желание заступиться за себя. Конечно, его органы слегка подпорчены, но они вполне справляются с работой; и хотя это правда, что он не растет, врачи никогда не говорили ему, будто бы он стерилен. Да как он смеет, этот подонок?! Однако не хватает еще самому набивать себе цену.

— Я вовсе не дурочка! — огрызается Уна. — Есть коллекционеры, готовые платить бешеные деньги за кусочек хлопателя, который не хлопнул.

Лев презрительно смотрит на торгующихся:

— Значит, я, по-вашему, коллекционный объект?

— Не ты, а твои запчасти! — ржет Фретуэлл.

Хеннесси бросает на напарника грозный взгляд, словно предупреждая: не лезь, торги веду я!

— Может да, а может и нет, — говорит он. — Коллекционеры — люди капризные. Сегодня им подавай одно, завтра другое. — Он хватает пленника за щеку, поворачивает его голову влево-вправо, чуть ли не в зубы заглядывает, будто лошади. — Семь с половиной тысяч. Последняя цена. Не нравится — продавай его сама.

Уна с отвращением смотрит на «покупателей» и наконец произносит:

— По рукам.

Хеннесси кивает Фретуэллу:

— Отвяжи его.

Тот вытаскивает нож и наклоняется, чтобы обрезать провод на правом запястье узника; Хеннесси в это время вынимает кошелек. Как только рука Лева освобождается, он выхватывает из-за спины припрятанный там транк-дротик и вонзает его в шею Фретуэлла.

— Мать тво… — Фретуэлл валится без сознания, не успев произнести ругательство.