Аристарх Дей - Холоная Стена или империя с маленькой буквы

— Да, в принципе, все как у всех.

— Ты же, насколько я помню, тоже служил в разведке?

— Да, Василий Васильевич, на Дальнем Востоке.

— Поэтому мы с тобой и не пересекались по работе. Семья?

— Жена, двое сыновей.

— Дети самостоятельные?

— Вполне. Живут отдельно, оба в Москве, имеют семьи.

— Понятно. Ну, между первой и второй, как говорится…

Выпили по второй.

— Я слышал, следствие там на тебя какое-то открыли?

— Так точно, Василий Васильевич, открыли.

— Что натворил?

— Шпион, говорят, потому, что радиостанцию имею.

— Ну, а ты просто обычный радиолюбитель. Да?

— Так точно, Василий Васильевич, я старый обычный радиолюбитель.

— Ну, ладно, Аркадий, здесь же не изолятор, что ты мне тут оправдываешься. Я прикажу, посмотрят тщательней на твое дело. Возможно, перестарались орлы, с кем не бывает.

— Спасибо, Василий Васильевич.

— Да, не за что. Ты давай, кушай. По третьей?

Выпили по третьей. Затем по четвертой. Будину было интересно допытывать этого человека. Он не мог его раскусить. Невероятно спокойный и уверенный Аркадий Иванович своим безразличием вводил Будина в замешательство. И то, как он аккуратно уходил от провокационных вопросов, и то, с какой невозмутимостью и равнодушием реагировал на личность самого Будина…

— Скажи, Аркадий, что бы ты сделал, если можно было бы вернуться в те времена? — спросил Будин, ложа в рот очередной кусок мяса.

— Я бы убил тебя, Василий Васильевич…

Будин чуть не поперхнулся. За дверью стояли и контролировали ситуацию Астафьев и двое телохранителей. Но все же…

— Это почему же, Аркадий? Что я тебе плохого сделал?

— Ты предал мою страну, ты сделал рабами мой народ. Василий Васильевич.

Повисла долгая пауза. Будин и дед Аркаша сверлили друг друга взглядами, никто не хотел уводить глаза первым.

— Ты ошибаешься, Аркадий Иванович. Меня народ любит. Россияне даже памятники мне воздвигают. Вот как раз, в это самое время, в моем родном городе открывают большой монумент в мою честь. А ты говоришь…

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату влетел Астафьев. Будин от неожиданности дернулся и отвел глаза от Аркадия Ивановича. Астафьев подбежал к президенту и что-то начал шептать на ухо. Аркадий Иванович смог услышать несколько слов, из которых «двойник» и «насмерть» были наиболее различимы. Будин побледнел, вскочил и быстрым шагом направился из комнаты.

— В Кремль, срочно! И этого с собой возьмите, — приказал Будин и махнул рукой в сторону Аркадия Ивановича.

Все выбежали, дед Аркаша остался. И пока за ним не пришли, он быстро подошел к телевизору, стоявшему в углу, и включил Первый канал. На центральном российском канале красовалась надпись «Трансляция прервана по техническим причинам»…

В Кремль доехали без происшествий. То, что на открытии памятника был не настоящий президент, а его двойник, знали только Астафьев и еще человек пять из его свиты. Так, что возвращения Будина в Кремль никто не ждал. Особенно после того, что увидели по телевизору. Президентский кортеж из двух машин беспрепятственно проехал ворота Кремля. Стоило только Астафьеву показать свое лицо, и охрана пропустила машины без осмотра. Через черный ход Будин, Астафьев и один телохранитель поднялись в кабинет президента. Аркадию Ивановичу тоже пришлось следовать за ними.

Прошли никем не замеченными, вошли в приемную. Телохранителю приказали остаться здесь вместе с Аркадием Ивановичем, а Будин и Астафьев прошли в кабинет президента.

Но в кабинете их ждал сюрприз. Пред их удивленным взором предстал в стельку пьяный личный секретарь президента Семен. Он вальяжно раскинулся в кожаном кресле президента России, задравши ноги на дубовый стол. Перед ним стояла практически пустая бутылка грузинского коньяка, а в кабинете ощущался дым сигарет. Телевизор, стоявший в углу, был включен и передавал все ту же надпись «Трансляция прервана по техническим причинам». Но больше всего взбесила Будина его личная фотография на письменном столе. Точнее то, во что она превратилась. Портрет своего президента Семен обратил в пепельницу, и все лицо на фотографии было оплевано, в окурках и в пепельных пятнах.

Василий Васильевич пришел в бешенство. Он сжал кулаки и зарычал. Астафьев, видя такую картину, поспешил незаметно ретироваться из кабинета назад в приемную, чтобы не попасться под горячую руку.

Семен, до этого мирно дремавший в кресле, встрепенулся и спустя пару секунд сфокусировал взгляд на вошедшем человеке. Он смотрел на Будина и не мог понять, откуда тот здесь взялся. Будин от ярости не мог ничего произнести, а только рычал и смотрел на Семена бешеными глазами.

Первым из оцепенения вышел Семен и закричал. В этом крике было все: разочарование, отчаяние, обида и страх. Он вскочил, схватил стоявшую на столе бутылку и со всей силы обрушил на голову президента России. Раздался звон разбитого стекла и Будин, как подкошенный, свалился на пол. Семен стоял и продолжал кричать. Потом, видимо, опомнившись, замолчал, закрыл лицо руками, завалился в кресло и зарыдал.

На шум прибежал Астафьев. Он увидел на полу своего шефа. Из раны на голове по дорогому ковру начала расползаться густая красная кровь. Астафьев подошел к Василию Васильевичу и проверил пульс. Спустя несколько секунд, он понял, что президент России был мертв. Теперь по-настоящему.

Семен продолжал всхлипывать.

— Федор Петрович, я не знаю, что на меня нашло! Федор Петрович…

Астафьев начал ходить по кабинету. Потом через пару минут остановился перед Семеном и произнес.

— Слушай меня внимательно, Семен. Мы с ребятами сейчас унесем тело, а ты здесь все приберешь. Все! И кровь, и окурки, чтобы все блестело. Понял? И запомни, Семен, этого ничего не было! Будина ты не видел. И меня не видел. Понял?

— Как же?.. А как же? Я же его убил!

— Нет. Ты его не убивал. Он умер сегодня, но чуть раньше… — Астафьев посмотрел на работающий телевизор, — Ты меня понял Семен?!

Тот молчал несколько секунд и уже спокойным, без надрывов, голосом произнес.

— Я понял, Федор Петрович. Я все понял.

Астафьев вышел в приемную и столкнулся лицом к лицу с Аркадием Ивановичем.

— А что же с вами делать? — спросил Федор Петрович, глядя в сторону.

Через приоткрытую дверь кабинета все отчетливо было слышно, поэтому Аркадий Иванович уже знал, что произошло.

— Отпустить.

— Отпустить? — Астафьев пристально посмотрел в глаза Аркадия Ивановича, — отпустить, говоришь…

— А что уж теперь… Да и старый я уже, для смены жительства.

Астафьев принял решение.

— Ладно, Петров, езжайте домой. Я скажу, кому надо, обвинения с вас снимут. И еще. То, что здесь произошло…

— А здесь что-то произошло?