Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

Когда ему перевалило за тридцать пять, Виктор приехал в город на Урале и устроился работать на крупный завод. Думая, что поживет здесь полгода, но задержался на пять.

Я знаю, в чем его проблема.

И мне хочется помочь ему.

Из палатки вылезает Валентин. Широко зевнув, он неторопливо протирает глаза и потягивается. Затем подходит к костру и садится.

— Сейчас чай заварится, и позавтракаем, — говорит Виктор, наливая кипяток в кружку с заваркой.

— Пойду, умоюсь, — кивает Валентин и уходит к ручью.

— Ты его хорошо знаешь? — спрашиваю я.

— Откуда? — удивленно глядя на меня, говорит Виктор. — Пять дней назад пришел ко мне на хутор, сказал, что хочет добраться до Ветлана, посмотреть на уральскую природу, предложил деньги. Вот и всё. Деньги мне нужны, поэтому я согласился.

Он разлил темно-коричневый напиток по кружкам, долил кипятка и показал мне на ту кружку, которую выделил для меня. Валентин вернулся с розовыми щеками и довольной улыбкой. В молчании мы выпили горячий чай и стали собираться. К этому времени сумерки сменились рассветом.

— Ну, доставай свой хваленый навигатор, — говорит Виктор.

Валентин с гордой улыбкой извлекает из кармана рюкзака прибор. Включает его и смотрит на прямоугольный экран.

— Сейчас он найдет спутники, определит наше местонахождение, а потом предложит нам направление движения. И всё — останется только идти туда, куда он скажет.

Виктор стоит от него справа и смотрит через плечо. Я подхожу слева и смотрю на маленький экран.

— Твою мать! — недовольным голосом выражается Валентин. — Смотрите, как заряд батареи уменьшается! Такое впечатление, что из него энергию что-то высасывает!

Я вижу, как в правом верхнем углу экрана стремительно снижается количество ромбиков в прямоугольнике знака. Наконец-то навигатор находит сигналы спутников, с помощью которых можно определить наше местонахождение, но именно в этот момент заканчиваются ромбики и экран внезапно гаснет.

Вернувшись домой, Мария Давидовна прошла в гостиную и сразу включила телевизор. Сев на диван, она стала смотреть на движущиеся в экране картинки, совершенно не понимая, что видят глаза. Мысли упрямо раз за разом возвращались к отправной точке: пути передачи вируса иммунодефицита от человека к человеку. Самый распространенный путь — через иглу при внутривенном введении наркотика. Далее — половой путь. И еще вертикальный путь — от матери к плоду. В любом случае, вирус СПИДа попадает в организм человека через кровь.

С наркотиками всё понятно, — она никогда их не употребляла.

У неё не было мужчин последние пять лет, за одним исключением. Доктор Ахтин, с которым она провела ночь в июле. Об этом даже не хотелось думать, хотя именно к этой летней ночи она всё время мысленно возвращалась.

Растущий в её организме плод. Общая сосудистая система и кровь, которая несет питательные вещества и кислород. Маленькая дочка, которая целиком и полностью зависит от неё и никак не может защитить себя.

Всё просто — вирус попадает в кровь, поражает иммунную систему, и медленно убивает. Сначала её, а потом еще не родившегося ребенка.

На экране телевизора появились ведущие новостной программы, и Мария Давидовна на мгновение отвлеклась.

— Сегодня днем в районе Суматры произошло сильное землетрясение величиной восемь баллов по шкале Рихтера. Объявлена угроза цунами. Пока нет связи с пострадавшими районами, поэтому нет никаких сведений о количестве погибших и пострадавших.

— Надеюсь, что это начало апокалипсиса, — тихо сказала Мария Давидовна, обращаясь к телевизору. Она вдруг почувствовала сильную жажду. Вспомнив о запасах питьевой воды, она пошла в соседнюю комнату и вытащила бутылку из кейса.

— Глупая женщина, — пробормотала она, — хочет выжить, прекрасно зная, что это абсолютно бессмысленно. Зачем существовать, если нет ничего, что связывает с жизнью.

Открыв бутылку, она стала пить воду из горлышка. Теплая вода казалась невкусной, но Мария Давидовна продолжала глотать жидкость, пока не поперхнулась. Откашлявшись, она вернулась в гостиную и снова села на диван. В сознании стала созревать и оформляться мысль о бессмысленности существования. Она была похожа на огромный воздушный шар, в подвесной корзине которого находились некоторые жизненные ценности, — часть из них казались абсолютно незаменимыми и очень дорогими, а часть пустыми и ненужными. Отсортировать и выбросить, чтобы взлететь к солнцу, избавившись от этого глупого существования на земле. Это ведь так просто, как она раньше об этом не подумала.

Протянув руку, Мария Давидовна взяла с журнального столика ручку и блокнот. Найдя чистый лист бумаги, она поделила его пополам и написала в верхней части два слова «За» и «Против». И только потом громко озвучила мысль:

— Что держит меня? Что мешает сделать единственно верный шаг?

Вздрогнув от звука своего голоса, она на долгие минуты застыла в созерцательном положении: доктор Гринберг широко открытыми ничего не выражающими глазами смотрела на чистый лист бумаги, рассеченный линией на две части. Зажатая в правой руке ручка нацелена на любую часть, но нерешительно дрожит, словно движение направо или налево не имеет смысла. И в том, и в другом случае, выход у неё один.

Что бы она ни написала.

Какое бы решение не приняла.

Глубоко вдохнув, Мария Давидовна вышла из ступора и написала в первой графе фамилию с большой буквы — Ахтин.

— Сволочь, — сказала она ничего не выражающим голосом, — дал мне надежду на счастье, и смылся.

Ниже она большими буквами написала — СПИД .

— Подарил мне «подарок», и ушел. И ведь наверняка знал о том, что он вирусоноситель, ублюдок! — теперь в её голосе прозвучали стальные нотки.

Далее она мелко написала — одиночество.

— Я так устала все время быть одна, — разочарованно резюмировала она, — приходить домой и сидеть в четырех стенах, зная, что это навсегда. Пустые мечты, глупые надежды, мертвые розовые слоны.

Следующее слово в графе «За» — апокалипсис. Она хотела написать слово крупными буквами, но в последний момент передумала, и написала мелко.

— Зачем пытаться выжить, если это никому не нужно. Я не хочу видеть, как человечество агонирует. Если Ахтин прав, то я бы хотела уйти до того, как всё это развалится и станет прахом. Если же он неправ, то все равно мой личный апокалипсис уже наступил.

Над следующим словом она думала долго, и все-таки написала его — работа.

— Мне некуда стремится, в своей профессии я достигла того уровня, когда уже не интересно то новое, что может произойти. Я заставляю себя утром идти туда, и не важно, что это происходит только в последние месяцы. Ничего в ближайшие годы не измениться, поэтому…