Кристофер Прист - Опрокинутый мир

— Тогда я уйду без тебя, — сказала Сери, начиная удаляться.

— Ты что, серьезно?

Я ни в чем не уверена, Питер, сказала Сери, ни в чем не уверена. Я ревную к Грации, ведь пока ты с ней, мне достается роль твоей совести. Я вынуждена наблюдать, как ты разрушаешь ее, а заодно и себя. В конце концов ты и меня разрушишь.

В этот момент Сери была на диво молодой и красивой: светлые волосы, сверкающие на солнце, густой южный загар, юное гибкое тело, легко угадываемое сквозь тонкую ткань. Она сидела рядом со мной, возбуждая меня и заставляя мечтать о дне, когда я смогу остаться с ней вдвоем.

Я заплатил по счету и сел в трамвай, идущий на север. Небо затянуло, пошел дождь, и я вновь ощутил свою обычную депрессию. Сидевшая рядом Сери молчала. Я вышел из автобуса на Кентиш-Таун-роуд и свернул в грязноватый проулок, ведущий к дому Грации. Около дома я увидел ее машину, втиснутую между строительной вагонеткой и спальным фургоном с австралийским флажком на лобовом стекле.

Темнело, но в наших окнах не было света.

Что-то там не так, Питер, сказала Сери. Быстрее!

Я оставил ее на улице и сбежал по ступенькам к двери. По дороге я успел достать ключ, но дверь была распахнута настежь.

— Грация! — Я включил лампочку в прихожей и помчался на кухню. Из ее сумочки, валявшейся на истертом линолеуме, высыпалось все содержимое: сигареты, зажигалка, скомканные бумажные салфетки, зеркальце, расческа, пакетик мятных леденцов. Я сгреб все это хозяйство и поставил сумочку на стол. — Где ты, Грация?

В пустой гостиной царили покой и прохлада, и дверь в спальню была закрыта. Я подергал ручку, затем толкнул дверь, но ее чем-то заклинило.

— Грация! Ты здесь? — Я навалился плечом, дверь чуть подалась, но было понятно, что она придавлена изнутри чем-то тяжелым. — Грация! Пусти меня!

У меня тряслись поджилки, не попадал зуб на зуб. Я уже знал, что там увижу, знал с кошмарной уверенностью. Еще удар плечом, и дверь подалась на пару дюймов; теперь можно было просунуть в щель руку, нащупать выключатель и включить свет. В ту же самую щель я разглядел ногу Грации, безжизненно лежавшую на полу. С третьего толчка дверь поддалась, что-то с грохотом обрушилось, и я ворвался в спальню.

И сразу увидел кровь.

Грация лежала ничком, ее ноги свешивались на пол, юбка задралась, бесстыдно демонстрируя нездоровую бледность кожи. Ее правый сапог валялся на полу, левый был наполовину стянут с ноги и так, по всей видимости, застрял. Из взрезанного запястья толчками выбивалась кровь, на ковре, рядом с темным, медленно расползающимся пятном, зловеще поблескивало лезвие бритвы.

Задыхаясь от ужаса, я приподнял голову Грации и несколько раз ударил ее по щекам. Она была без сознания и почти не дышала. Я стал искать ее пульс, не нашел и беспомощно огляделся по сторонам. Было понятно, что Грация умирает. Как последний идиот, я стал подсовывать ей под голову подушку, чтобы лежать было поудобнее.

И тут наконец в моем потрясенном сознании забрезжили проблески здравого смысла. Всю мою беспомощность как рукой сняло. Я выхватил из кармана носовой платок и крепко, что было сил, перетянул разрезанную руку Грации чуть выше раны. Затем снова пощупал пульс и на этот раз ощутил еле заметное биение.

Далее я бросился в гостиную, схватил телефон и вызвал «скорую помощь». Как можно скорее, она умирает. Да, через три минуты.

Я вернулся в спальню. За эти секунды Грация успела перекатиться к краю кровати. Я осторожно опустил ее на пол, посадил и начал метаться по комнате, мысленно умоляя «скорую» поторопиться. Чтобы взять себя в руки, я поднял комод, которым Грация подперла дверь, а затем вышел на улицу встречать машину.

Три минуты. Ну вот, наконец-то. Вдали возник и начал быстро приближаться двухтоновый вой сирены. Синие вспышки, соседи в окнах, кто-то выбежал на дорогу и начал махать руками, останавливая едущие с противоположной стороны машины.

За рулем «скорой» сидела женщина. Двое мужчин бегом бросились в квартиру, алюминиевую каталку они оставили в машине, а с собой прихватили носилки и два ярко-красных одеяла.

Короткие вопросы: имя, фамилия, здесь ли она живет, как давно я ее обнаружил? Мои в ответ: будет ли она жить, куда вы ее увезете, побыстрее, пожалуйста. Затем отъезд: мучительно медленный разворот, рывок, синие вспышки, затихающий звук сирены.

Вернувшись в квартиру, я вызвал по телефону такси, а затем, в ожидании, принялся наводить порядок в спальне.

Я задвинул комод на место, поправил на кровати покрывало и начал тупо оглядываться по сторонам. Кровь пропитала середину ковра, забрызгала стену; я достал из чулана швабру, тряпку и попытался хоть что-нибудь оттереть. Это было кошмарное занятие.

Машина все не ехала.

Еще раз осмотрев спальню, я обнаружил обстоятельство, которого все это время старался не замечать. На кровати, где только что лежала Грация, были разбросаны страницы моей рукописи. Машинописным текстом вверх.

А вдруг это они всему виною?

Многие страницы были испятнаны кровью. Я знал, что на них написано, знал, даже не читая. Там были эпизоды, связанные с Сери, ее имя выделялось на этих страницах, словно подчеркнутое красным.

Наверное, Грация прочитала рукопись, наверное, она поняла.

Машина приехала; я сел в нее, прихватив с собой сумочку Грации. Время было не очень удачное, вечерний час пик; часто задерживаясь в пробках, мы доехали до хэмпстедской государственной бесплатной больницы. Там я не сразу, но нашел травматологическое отделение.

Потом пришлось долго ждать социального работника. Он сказал, что Грация не приходила в сознание, но она непременно выживет. Если мне хочется, я могу навестить ее утром, но сперва нужно ответить на несколько вопросов.

— Было ли у нее что-нибудь подобное в прошлом?

— Меня уже спрашивал об этом врач «скорой». Нет. Это какой-то дикий случай.

Я смотрел в сторону, опасаясь, что выражение моего лица выдаст ложь. Интересно, хранят ли они старые истории болезни? Связались ли они с ее участковым врачом?

— Так вы сказали, что живете с ней?

— Да, я знаю ее уже три-четыре года.

— А как было прежде, замечались за ней суицидальные склонности?

Социальному работнику нужно было бежать по другим делам, он сказал, что лечащий врач собирается послать о ней рапорт в полицию, но, если я могу поручиться…

— Такого больше не произойдет, ни в коем случае, — сказал я, стараясь вложить в свой голос как можно больше убежденности. — Я уверен, что это было непреднамеренно.

Фелисити говорила мне, что после прошлой попытки Грация провела целый месяц в психушке на принудительном лечении. К счастью, в тот раз была другая больница из другого района Лондона. Со временем одно с другим неизбежно свяжется — со временем, но вряд ли скоро, потому что во всех больницах травматологические отделения и социальные службы страшно перегружены.