Кристофер Прист - Опрокинутый мир

— В чем дело?

— Они прибыли, малышка Хан. Мы согласны на их условия.

— Похоже, что до согласия еще далеко. Чего они хотят?

— Условия честные.

Он вознамерился было вернуться к алтарю, но Элизабет схватила его за руку.

— Чего они хотят? — повторила она.

— Они дадут нам лекарства и много еды. И еще удобрения, и еще они помогут починить церковь, хоть мы об этом и не просили.

Он уклонялся от ответа, то поднимая взгляд на Элизабет, то отводя глаза.

— А что взамен.

— Ерунда.

— Ну, давай не тяни, Луис. Чего они хотят?

— Десять наших женщин. Все равно что отдают добро задаром.

Она не сумела скрыть удивления.

— И что вы?..

— За ними будут хорошо смотреть. Сделают их здоровыми и сильными, а когда выйдет срок, они принесут нам еще еды.

— А как к этому относятся сами женщины?

Он оглянулся через плечо на толпу.

— Они глупые, не рады…

— Еще бы! — Элизабет посмотрела на шестерых присутствующих женщин, которые держались отдельной группой; мужчины, что стояли к ним ближе других, трусливо улыбались. — А для чего им понадобились женщины?

— Мы не спрашивали.

— Потому что это ясно и без вопросов, не так ли? — Она повернулась к Дос Сантосу. — И что теперь будет?

— Люди уже все решили, мы бессильны.

— Но разве это не дикость? Не могут же они всерьез выменивать своих жен и детей на несколько мешков зерна?

— Нам нужно то, что они предлагают, — вмешался Луис.

— Мы тоже обещали вам продовольствие и врача — он уже в пути…

— Да, конечно, вы обещали. Вы скоро здесь два месяца, а еды вы нам дали всего ничего, и врач все едет… Эти люди по крайней мере не обманщики, это видно сразу.

Покинув Элизабет и Дос Сантоса, Луис протиснулся на прежнее место. Выждав удобный момент, он утвердил сделку голосованием. Женщины в голосовании не участвовали.

Элизабет провела беспокойную ночь, зато к рассвету ей стало ясно, что предпринять.

Вчерашний день принес ей множество неожиданностей. По иронии судьбы единственное событие, которого она инстинктивно ждала, так и не состоялось. Теперь, когда встречи с Гельвардом виделись ей как бы в новом измерении, она набралась мужества признаться себе, что внутреннее беспокойство, погнавшее ее вчера к реке, означало в сущности просто телесную истому. Ее просто влекло к нему до той самой минуты, пока его глаза не заволокло пеленой упрямого фанатизма; даже сейчас она все еще не избавилась от того чувства страха и удивления, которое испытала при крике Гельварда, раскатившемуся по всему лесу:

— Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?

Несомненно, за этой сценой скрывалось что-то, чего она еще не понимала. Накануне Гельвард вел себя совершенно иначе, как вел бы себя на его месте любой мужчина: она то и дело улавливала его сдержанный, но ощутимый зов. И никаких признаков фанатизма — только когда разговор зашел о конкретных обстоятельствах его и ее жизни, в поведении художника вдруг наметилась странная перемена.

И эта загадочная компьютерная лента… В радиусе тысячи миль отсюда был один-единственный компьютер, и Элизабет знала точно, где он установлен и каким целям служит. Тот компьютер заведомо обходился без бумажной ленты и не имел ровным счетом никакого отношения к IBM. Впрочем, она слышала об IBM — это буквосочетание было известно каждому, кто изучал хотя бы азы компьютерной техники, но последний компьютер этой марки был выпущен еще задолго до той катастрофы. И если где-нибудь на свете сохранился в целости хоть один прибор производства IBM, то разве что в музее.

И наконец, навязанная селянам чудовищная сделка… Чего-чего, а подобного Элизабет и представить себе не могла, — хотя, вспоминая выражение глаз Луиса после первого разговора с незнакомцами, она поняла, что старейшина и тогда уже вполне догадывался о форме платежа.

Каким-то образом все это спутано в один клубок. Незнакомцы, нагрянувшие в селение, несомненно, жители того же таинственного города, что и Гельвард. Но какая связь между этой сделкой и его безумными выкриками?

А самое главное — какое ей до всего этого дело? Да, формально ответственность за благополучие селения возложена на нее и Дос Сантоса. Месяц назад их даже навестил собственной персоной один из руководителей лагеря, но в настоящий момент основное внимание начальства было поглощено восстановлением большой гавани на побережье. Формально Элизабет находилась в подчинении Дос Сантоса, однако он недалеко ушел от селян: он и был местным, из тех сотен юношей, которых в срочном порядке рассовали по теологическим колледжам в надежде вернуть стране хотя бы религию. Религия издревле пользовалась в этих краях серьезным влиянием, я деятельность миссионеров почитали наиважнейшей. Но факты упрямо свидетельствовали: на то, чтобы Дос Сантос завоевал в селении авторитет, уйдут годы и годы, церковь не стала и еще долго не станет социальным и духовным сердцем общества, если это вообще когда-либо произойдет. Селяне соглашались терпеть миссионеров, но не более, а в повседневной жизни считались только с Луисом да отчасти с ней, медицинской сестрой.

Обратиться за советом в базовый лагерь? Этого еще не доставало! Лагерем руководили прекрасные, честные ученые, но применять свои знания на практике было для них внове, и они не способны были спуститься с академических высот на грешную землю; простые человеческие печали женщин, которых променяли на еду, оставались выше их понимания. Нет, если кто-нибудь и мог что-то предпринять, то лишь она сама, на собственный страх и риск.

Решение далось ей нелегко. Всю долгую душную ночь напролет она только и занималась тем, что взвешивала все «за» и «против», вероятные опасности и возможные выгоды. И, как ни кинь, решение оказывалось единственным.

Элизабет поднялась с первыми лучами зари и отправилась к Марии. Надо было поторапливаться — незнакомцы обещали вернуться, как только рассветет.

Мария уже тоже проснулась, ребенок плакал. Но она, не обращая на него внимания, набросилась на Элизабет с расспросами о сделке, заключенной накануне.

— Некогда, — резко перебила ее Элизабет. — Мне нужна одежда.

— Но у тебя такое красивое платье!

— Мне нужна твоя одежда. Что-нибудь, все равно что.

Недоуменно причитая, Мария выложила перед гостьей все свои небогатые наряды. Платья и юбки были изрядно обветшавшими и, вероятно, никогда не ведали ни воды, ни мыла. Но это было то, что нужно. Выбрав плохо сшитую обтрепанную юбку и сероватую мужского покроя рубаху, она тут же напялила их на себя. Свою одежду и белье она сложила аккуратной стопкой и передала Марии на хранение.

— Ты теперь выглядишь не лучше наших замарашек!

— Так мне и надо!

Перед уходом она осмотрела ребенка, убедилась, что тот вполне здоров и попыталась втолковать матери, как ухаживать за малышом изо дня в день. Мария по своему обыкновению делала вид, что слушает, хотя Элизабет знала, что та выкинет все из головы, как только наставница шагнет за порог. И в самом деле — не она ли, Мария, благополучно вырастила уже троих?