Рэй Брэдбери - Тени грядущего зла

— Милый мальчик, ты перегрелся на солнышке, — фыркнул Джим. — Этот лабиринт там… — его голос оборвался. Он втянул холодный ветер, исходящий от отблесков и отражений Лабиринта, словно от ледяного дома.

— Джим? Ты что-то сказал?

Но Джим молчал. Потом вдруг хлопнул себя по затылку.

— Это и в самом деле бывает! — крикнул он в изумлении.

— Что бывает?

— Волосы! Я много раз читал про это. В жутких историях о них пишут в самом конце! Со мной это случилось сейчас!

— Черт возьми, Джим! И со мной тоже!

Они стояли, испуганные, чувствуя, как по шее бегают холодные мурашки, а волосы на голове стоят дыбом.

В зеркалах разворачивалось роскошное представление света и тени.

Они увидели двух, четырех, дюжину мисс Фоли, пробирающихся через Зеркальный Лабиринт.

Они не знали, какая из них была настоящая, поэтому помахали им всем сразу.

Ни одна из мисс Фоли не обратила на них внимания и не махнула в ответ рукой. Она двигалась точно слепая. И как слепая ощупывала и царапала ногтями холодное стекло.

— Мисс Фоли!

Ее глаза широко раскрылись, как от магниевой вспышки фотографа, кожа сделалась совершенно белой, как у статуи. Она двигалась в глубине стекла и что-то говорила… бормотала… хныкала. Вот она заплакала… закричала… завопила… Она билась о стекло головой, локтями, пьяно дергалась, как ослепленный мотылек, воздевала в отчаянии руки и снова царапала стекло. «Господи, помоги! — молила она. — Помоги, о Господи!».

И тут Джим и Уилл увидели в глубине зеркал свои собственные лица, такие же бледные, с широко открытыми глазами.

— Мисс Фоли, идите сюда! — Лицо Джима исказилось.

— Сюда! — но Уилл наткнулся лишь на холодное стекло.

Рука высунулась из пустого пространства. Старая женская рука, вынырнувшая в последний раз. Она судорожно схватилась за что-то, чтобы спастись. Этим что-то оказался Уилл. Она потащила его вниз, в пустоту.

— Уилл!

— Джим! Джим!

И Джим удержал его здесь, а он удержал мисс Фоли и выхватил из безмолвных, стремительно двигающихся зеркал, из глубины необитаемых призрачных морей.

Она выскочила на волю, к солнечному свету.

Мисс Фоли, прижав руку к ушибленной щеке и тяжело дыша, жаловалась, бормотала, потом вдруг засмеялась и вытерла глаза.

— Спасибо вам, Уилл, Джим, ох, как же мне вас благодарить — ведь я чуть не утонула! Я имею в виду… Ах, Уилл, как ты был прав! Боже мой, вы видели ее, она потерялась, утонула там, бедная девочка! О бедная, пропавшая, милая… надо спасти ее, ох, мы должны спасти ее!

— Мисс Фоли, вы ушиблись. — Уилл твердо отвел ее вцепившиеся в него руки. — О ком вы? Там никого нет.

— Я видела ее! Пожалуйста! Посмотрите! Спасите ее!

Уилл метнулся ко входу в Лабиринт и остановился.

Билетный контролер окинул его ленивым пренебрежительным взглядом. Уилл вернулся к мисс Фоли.

— Клянусь, больше никто не входил туда, мэм. Это я виноват, я просто пошутил насчет воды и глубины, а вы, должно быть, заблудились там, и испугались.

Но если даже она и слышала его слова, то не воспринимала их и продолжала прижимать руку к губам, и голос ее был голосом человека, который вынырнул из морской глубины после того, как уже почти утонул, долго пробыл под водой без воздуха, без надежды на жизнь, и вдруг получил свободу.

— Ушла? Она на дне! Бедная девочка. Я знала ее. «Я знаю тебя!» — сказала я, как только увидела ее. Я махнула рукой, она тоже… «Привет!» Я побежала — бам! Я упала. Она упала. Дюжины, тысячи их упали. «Подожди!»— попросила я. О, она была такая красивая, такая милая, такая юная. Но она испугалась меня. «Что ты делаешь здесь ? — спросила я. — Почему?», — и мне показалось, она сказала: «Я настоящая, а ты нет!» Она засмеялась уже глубоко под водой. Она убежала в Лабиринт. Мы должны ее найти! Прежде…

Опираясь на руку Уилла, Мисс Фоли последний раз судорожно вздохнула и стала успокаиваться.

Джим пристально вглядывался вглубь холодных зеркал, высматривая в них невидимых злодеев.

— Мисс Фоли, — спросил он, — на кого она была похожа?

Голос мисс Фоли был слабым, но спокойным:

— Дело в том… она выглядела… совсем как я много, много лет тому назад…

— А теперь я пойду домой, — сказала она.

— Мисс Фоли, мы проводим…

— Не надо. Оставайтесь. Со мной все в порядке. Веселитесь, ребята.

И она медленно пошла прочь, вниз, по дороге.

— Я тоже ухожу, — сказал Уилл.

— Нет, Уилл, — ответил Джим, — мы, брат, останемся до вечера, до самой темноты, когда все прояснится. Или тебе слабо?

— Нет, — пробормотал Уилл. — Но… разве кто-нибудь еще захотел нырнуть в Лабиринт?

Джим с болезненным любопытством вглядывался в бездонное море зеркал, где теперь отражался лишь чистый свет, в нем была пустота над пустотой, пустота под пустотой, пустота позади пустоты — и только.

— Никто. — Джим переждал два удара сердца и добавил: — Я догадываюсь…

Несчастье случилось на закате.

Исчез Джим.

Весь день они визжали от восторга почти на всех аттракционах, сбивали пустые молочные бутылки, давили стаканчики от мороженого, выигрывали призы, вбирая глазами, вдыхая и слушая все, что попадалось на пути через праздничную толпу, шагающую по листве.

И вдруг, совсем неожиданно, Джим исчез.

Никого не спрашивая, надеясь лишь на самого себя, Уилл, молча и уверенно пробирался сквозь вечернюю толчею, и когда небо стало темным, как слива, подошел к Лабиринту, заплатил десять центов, ступил внутрь и тихо позвал:

— Джим?..

Джим оказался там; он стоял, наполовину захваченный холодными стеклянными потеками, как человек, которого друг покинул на морском берегу, когда ушел далеко-далеко, и кажется чудом, что он вернется. Видимо, он стоял так уже долго, и казался застывшим и остекленевшим, как глаза, если не мигать целых пять минут; приоткрыв рот, он пристально смотрел, ожидая следующей волны зеркальных отражений, которая вот-вот накатится и откроет ему нечто еще большее, чем он уже успел увидеть.

— Джим! Вылезай оттуда!

— Уилл… — Джим слабо вздохнул. — Позволь мне побыть тут еще…

— Еще? Да ведь здесь, как в аду! — Уилл в один прыжок оказался возле Джима, схватил его за ремень и потащил за собой. Волоча ноги, Джим плелся сзади, и, казалось, не понимал, что его хотят вытащить из Лабиринта, сопротивлялся в благоговейном трепете перед каким-то невиданным чудом:

— О Уилл, — лепетал он, — о Уилли, Уилл, о Уилли…

— Джим, ты просто спятил. Говорю тебе, пошли домой!

— Что?.. Что?..

Похолодало. Небо стало темней, чем спелые сливы, и там, на самом верху, пылали облака, зажженные последними лучами солнца. Закат осветил лихорадочно горевшие щеки Джима, его открытый рот, расширенные, невозможно зеленые блестящие глаза.