Александр Розов - Рыцари комариного писка

- А-а… - прошептал жандарм, - …А можно, я уеду? Я никому не скажу.

- Сними пояс с кобурой и рацией, и брось мне, - тихо сказала она, улыбнулась, и очень медленно облизнула кровь со своих губ.

- Да-да, - ответил жандарм, торопливо выполняя приказ, - а теперь можно я поеду?

- Подожди, - ласково возразила она, - скажи мне, понял ли ты, что произошло?

- А-а… Не знаю… Я еще не думал…

- Ты не думай, - сказала она, - ты просто запомни: на этих людей напал ягуар.

- Ягуар? – переспросил он.

Вместо ответа, она присела на корточки около тела старшего офицера охранки, лежавшего неподвижно, с посиневшим лицом (обычная картина при отравлении парализующим алкалоидом, которым были смазаны ногти туземки). А теперь туземка резким движением разорвала форменную рубашку и майку на его животе, после чего, разодрала (опять, руками) его живот, выдернула наружу длинные петли кишечника, и картинно бросила их в сторону.

- А-а… - прошептал жандарм. - …Да-да, конечно, на них напал ягуар.

- Да, - сказала туземка, – так все и было. Ты жив потому, что успел убежать от ягуара.

- Конечно, да, я жив потому, что успел убежать от ягуара.

- Ты, - уточнила Шошо, - бежал до бурой реки, потерял пояс где-то, потом повернул к заходящему солнцу. Ты дойдешь до поселка на закате, и расскажешь про ягуара.

- Конечно, да, я расскажу.

- Теперь, - подвела итог туземка, - беги!

…И жандарм побежал изо всех сил.

Шошо проводила его равнодушным взглядом, потом уселась на корточки около лужи, спокойно смыла с себя кровь, встала и легко побежала к мини-отелю.

…

От мини-отеля до водопада Солсоноро примерно 5 километров. Там Шошо появилась в послеобеденное время. При ней был рюкзак.

- Вот, - сообщила она, выйдя к «лежке», куда Галего привел Лео и Леа, - все хорошо.

- А что было? – поинтересовался Галего.

- Ничего не было, - ответила Шошо, - но сеньор и сеньора не возвращаются в отель. По программе, у них другое место теперь. Ты иди в отель, передай, что сеньор и сеньора с удовольствием приедут туда как-нибудь в другой раз. Их вещи я уже забрала.

- Понятно, - сказал мальчишка-официант, - что-нибудь еще?

- Нет, это все. Иди в отель, друг. Ты хорошо помог нам. Я так скажу команданте.

…

*15. Разве по сельве ездят на велосипедах?..

…Удивленно отозвалась Леа на вопрос Шошо «умеете ли вы ездить на велосипеде?». Туземка утвердительно кивнула, и добавила, указав ладонью на колючий куст, как-то выросший на каменной осыпи, сбоку от маленького водопада… И действительно: там нашлись три велосипеда, плюс еще горшочек какой-то растительной мази с острым коричным запахом – против особенно злобных разновидностей комаров и москитов. Проследив, чтоб подопечные натерлись этой мазью, Шошо оседлала один из байков, и сказала: «мы едем в деревню Ококобо, держитесь на тропе точно за мной, так надо».

У Лео и Леа крутилось на языке много вопросов, но Шошо уже покатила вперед, и им пришлось отложить выяснения на три часа (столько времени занял очень осторожный велокросс по тропе, петляющей среди пушистых зарослей и жутковатых языков болотной топи). В финале, туземка муи-муи соскочила со своего велосипеда (остановив его около густых зарослей тростника на краю болота) и сообщила:

- Мы приехали.

- А где деревня? – спросил Лео.

- Там, - ответила Шошо, и повела велосипед по узкой, едва заметной протоке-коридору между жесткими высокими стеблями тростника. Лео и Леа пошли за ней след в след, в надежде, что вода под ногами (и под колесами) не будет слишком глубокой…

…Через полчаса тростниковый коридор (или лабиринт) вывел их на широкий гладкий простор излучины реки. Очертания берегов были скрыты тростником, образующим тут заросли и плавучие острова (из упавших стеблей). Со всех сторон была, как будто, одинаковая картина. Это с точки зрения чужака. А для местного было ясно: вот деревня, состоящая из плавучих хижин, замаскированных под тростниковые островки.

- Дом моего старшего сводного брата, мы остановимся там, - сказала Шошо, и уверенно направилась вброд по воде, доходящей до середины живота, к одному из островков.

- А мы не помешаем? – засомневалась Леа.

- Нет, - предельно кратко и абсолютно уверенно ответила юная туземка.

…

Эта хижина - тростниковый островок оказалась размером с приличный коттедж, только потолки низкие и покатые – как внутри большой кочки. Выпрямиться во весь рост тут можно было лишь в середине хижины, или там, где в кровле были дыры для вентиляции. Знакомство с семьей Кебиши, сводного брата Шошо, состоялось просто. Знакомящиеся стороны слегка похлопали друг друга по животам, сопровождая это действие улыбками, а затем Шошо махнула рукой, показав «гостевые апартаменты» - в одном из краев хижины, отделенном косой перегородкой. По-своему уютная большая комната с выходом к воде. Пока гости осваивались тут, Шошо сбегала «на кухню», притащила только что запеченный сладкий картофель, котелок чая (точнее, местного напитка, похожего на цветочный чай), и три деревянных чашки.

- Ешьте, пейте, - сказала она, - и если вы не очень устали…

- Мы в порядке, - заверила Леа, переглянувшись с мужем.

- …Тогда, - предложила Шошо, - давайте говорить дальше. Зачем трудящимся это?

- Это? – переспросила Леа.

- Да, это, - туземка кивнула и напомнила, - увеличение рабочей недели на 10 часов.

- Гм… - произнес Лео, совсем не ожидавший, что Шошо сходу предложит вернуться к семинару, отложенному вчера, - …Хорошо, двинемся дальше.

Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, а затем повторил:

- Двинемся дальше, и рассмотрим Стокгольмский синдром. В 1973 году два террориста захватили заложников в одном из банков Стокгольма. В ходе переговоров, и операции по освобождению, криминалист-психолог Нильс Бейерут отметил, что заложники, вопреки здравому смыслу, приняли сторону террористов. Эти заложники передавали требования террористов к правительству не только под угрозами, а еще и по своей инициативе. Как будто были завербованы – хотя никакой вербовки не было.

- Я бы, - заметила Шошо, - тоже притворилась, что приняла сторону террористов. Они бы расслабились, и я бы убила их.

- Гм… - снова сказал Лео, - …Наверное, да. Но при теракте в Стокгольме заложники не притворялись, а действительно почувствовали симпатию к террористам, к их целям, к их методам, к их персонам. Позже, доктор Бейерут придумал этот термин: «Стокгольмский синдром», и стал исследовать похожие случаи. Оказалось, что если люди подвергаются длительному принуждению, то возникает защитная реакция психики. Им легче считать, будто происходящее с ними - правильно. Для случаев тирании в семьях, в тоталитарных сектах, в лагерях принудительного труда, Стокгольмский синдром очень типичен. Люди даже находит позитив в происходящем. Например: им не надо самим думать, все решает кто-то за них, а их дело - только подчиняться правилам. Если люди находятся в таком состоянии достаточно долго, то приходят к такому довольству своим положением, что сопротивляются, если кто-то хочет освободить их.