Виорель Ломов - Музей

– Кто такие? – спросил я в ванной Элоизу.

– Следователи. Скорее всего, нашли украденное из музея в День открытых дверей. Каждый год так. Я с картошки, а они уже тут как тут.

– Может, с картошкой завязать?

Вопрос мой рассмешил Элоизу, и она истерически рассмеялась, но тут же и замолкла, вытолкнув меня из ванной. Через пять минут я сменил ее, а когда вышел, она сидела напротив следователя и смеялась вместе с ним. Второй гость с серьезным видом гладил кота.

– Вот пришли, интересуются, знаю ли я что-нибудь о фотографе? Говорят, с четверга нет его нигде – ни дома, ни в студии. Он в пятницу был в музее?

– Не был.

Следователь с помощником распрощались, отказавшись от чая.

Мы с Элоизой распили водку. Я сразу же отключился и очнулся под утро от того, что меня тряс Верлибр и кричал:

– Где Перхота? Куда вы дели Перхоту?

Элоиза сидела на кровати, скрестив под собой ноги. Голая грудь ее просилась в работу фотомастера класса Перхоты.

– Прикрылась бы хоть, – бросил ей Верлибр.

– А зачем? – парировала она. – Перхота хочет снять меня с голой грудью. Где он? Пантелеев!

В дверь без стука вошел Пантелеев. На нем были только трусы в цветочек. Начальник охраны зевал и чесался.

– Пантелеев, как тебе моя грудь?

– Круто! – рявкнул Пантелеев. – Не откажусь!

– Потому и не предлагаю. А вот он, – Элоиза ткнула пальцем в Верлибра, – хочет ее прикрыть. Перхота где?

– Из эбсэнд! Настоятельно рекомендуется обождать! До девяти ноль-ноль!

– Грудь не ждет, грудь со временем превращается в груди. Найти Перхоту!

– Слшс! – Пантелеев, раздирая рот в зевке, ушел.

– Пантелеев! – вернула его Элоиза.

– Чего изволите? – спросил тот из коридора.

– Для иллюстрации доставить сюда Шенкель.

Начальник охраны зашел в комнату, взял листок бумаги, записал на нем «1. Перхота 2. Шенкель», протянул его Элоизе: «Распишитесь!» Элоиза расписалась, и он ушел. Вернулся: «Дату еще! И расшифровку подписи».

Первой он привел Шенкель. Та была в просторной ночной рубашке. Элоиза стащила с нее через голову рубашку и усадила рядом с собой.

– Ну как, права я?

– Так точно, груди! – рявкнул Пантелеев.

– Дать ей шенкеля! Перхоту ко мне!

Быстро с Перхотой не получилось. Рассвело, а Пантелеева всё не было. Верлибр стал дремать. Элоиза стояла у трюмо и рассматривала свою грудь. Мне она нравилась со всех сторон.

– Что-то нет Пантелеева, – сказал я.

– А его и не будет, – бросила Элоиза.

– Как не будет? – встрепенулся Верлибр.

– Так. Не будет, и всё. Перхоты нет – значит, не будет и Пантелеева.

– Где он?

– Почем я знаю? Где-нибудь. В мастерской или на пленэре. Он свободный художник. Для него любая баба – мастерская и пленэр.

В семь утра Элоиза стала делать утреннюю гимнастику. Верлибр с интересом следил за ее грудью. Когда Элоиза стала отжиматься, Верлибр вскочил петушком и тоже попробовал отжаться, но на втором отжиме стукнулся носом об пол. Из носа у него потекла кровь.

– Нет в жизни счастья. Прав был кореш Вася. Как жаль, что сгнил, бедняга, в лагерях, – гнусаво пропел Верлибр.

И тут я проснулся.

В двенадцать ноль-ноль были: Верлибр, Салтычиха, Салтыков, Вова Сергеич, Скоробогатов, Пантелеев, Элоиза; из приглашенных: я, Шувалов, Шенкель. Федул где-то загулял. Вел заседание следователь Куксо, секретарем был его помощник Усть-Кут.

Я опоздал на несколько минут. Куксо продемонстрировал мне красное удостоверение.

– Сядьте! Вы нам тоже понадобитесь. Кстати, не помешало бы взглянуть на ваш паспорт.

Я вспомнил, что у меня его забрал Вова Сергеич, обещал вернуть еще в прошлый понедельник и не вернул.

– Первый раз слышу о каком-то паспорте, – пожал плечами Вовчик.

– Ограничимся этим, – сказал Куксо. – В повестке вопрос один: о Перхоте. Для ясности: нам стало доподлинно известно, господа, что Перхота… убит.

Следователь цепко впился сразу во всех взглядом, вдруг кто вздрогнет или крикнет: я, я убил! Зря старался, мент! Эта новость протухла еще вчера.

– Труп пока не обнаружен. В четверг, после утреннего общения со всеми вами Перхота как в воду канул. Вышел из музея и никуда не пришел, ни домой, ни в студию, ни к одной из своих тринадцати любовниц.

– На чем основано ваше убеждение, что Перхота убит? – спросил Верлибр.

Для директора главное уметь сформулировать вопрос и внятно произнести его.

– На тринадцати любовницах? – предположил Скоробогатов.

– Ни на чем, – ответил Куксо. – Найден кусок его разодранной рубашки в крови.

– Где? – Верлибр нахмурил брови.

– Тайна следствия. Неподалеку.

– Почему именно его? Рубашка может быть чья угодно.

– Может, но она его. У нас криминалисты деньги за так не получают.

– Как и наши специалисты, могу заверить вас.

– Сочтемся амбициями потом. – Следователю, похоже, надоели пустые препирательства. – Пусть каждый вспомнит, о чем и когда он в последний раз разговаривал с Перхотой. Во всех подробностях, пожалуйста. Во избежание повторения, матери учения.

Разумеется, все припомнили мельчайшие подробности, опровергнуть или подтвердить которые мог только Перхота.

Если сложить всё, что все припомнили, получалась полная неразбериха, как в атомной физике. Перхота одновременно находился на разных этажах музея, но только с половины девятого до девяти, а после этого провалился как сквозь землю.

– Может, действительно, того… провалился? – задумался следователь. – Так, прервемся. Где у вас колодцы, ливневка?

Следователь, Верлибр и я спустились вниз. В колодцах и прочих сливных местах музея Перхоты не оказалось.

– Да и чего ему там делать? – спросил Верлибр.

– А тут что у вас? – ткнул Куксо на вход в подвал.

– Там хранилища, лаборатория, таксидермия, экспедиционный инструмент, – важно ответил Верлибр.

Куксо на мгновение задумался. «Отпуск похерен, хоть выходные погулять», – подумал он.

– Потом. Что-то душно. Продолжим в понедельник.

В понедельник нашли Перхоту.

Вова Сергеич пришел на работу как обычно, к половине девятого, не спеша спустился в подвал, открыл настежь входные двери, подпер их деревянными брусками, проверил печати на дверях складов и экспедиционной, осмотрел разные закоулки, а потом только зашел к себе. И тут же вылетел наружу, вытолкнутый запахом разложения.

Вызвали следователя, выдернули с утреннего заседания комитета Верлибра.

На полу лежал растерзанный труп мужчины. В нем нельзя было признать Перхоту, но все признали именно его. Даже следователь, никогда в жизни не видевший его.

Включили вентиляцию на полную мощь.

После этого за дело взялись криминалисты, которые установили, что Перхота скончался от потери крови в результате тяжких телесных повреждений. Множественные рваные раны предположительно были нанесены хищным зверем. В кулаке Перхоты был зажат клок рыжей шерсти, принадлежащий, скорее всего, рыси. Прилипшие к убитому отдельные волоски тоже принадлежали рыси. Вова Сергеич квалифицированно подтвердил это еще до результатов экспертизы. В помещении были обнаружены многочисленные следы зверя, но в коридоре не было и малейших свидетельств его присутствия.