Павел Корнев - Сиятельный

– Они с картечью.

– Не имеет значения, – отмахнулся Александр Дьяк, разжег газовую горелку и принялся загружать в тигель над ней брусочки темно-серого металла.

– Это свинец? – удивился я.

– Ожидали чего-то более экзотического? – рассмеялся изобретатель. – Будет и экзотическое! Леопольд Борисович, вам знакомо явление, именуемое радиоактивностью? Его отрыли супруги Кюри.

Я только покачал головой.

Хозяин лавки запалил вторую горелку, загрузил в тигель над ней алюминий и принялся возиться с формами для заливки, тщательно выверяя их размеры все тем же штангенциркулем.

– Суть этого явления в том, что определенные химические элементы, в частности металлы, способны испускать некие частицы… – Александр Дьяк взглянул на меня и махнул рукой. – Неважно! Пробелы в теории не помешают вам спустить курок.

– И все же хотелось бы понимать, с чем придется иметь дело, – произнес я, потроша очередной патрон.

Слова об экзотике меня нисколько не воодушевили. Серебро убивает оборотней – это бесспорный факт, ни про какие иные металлы подобного слышать не доводилось.

А изобретатель тем временем открыл один из шкафов и достал железный ларец, в котором лежали горошины серовато-серебристого металла.

– Это уран, – сообщил он, подцепляя одну из них пинцетом. – Радиоактивный металл. Не опасен для человека, если только не носить его на теле и не принимать внутрь. Тот же радий обладает несравненно более сильным излучением; после работы с ним руки супругов Кюри покрылись гнойниками и язвами.

– Как это способно помочь нам?

– Воздействие радиоактивного излучения на организм изучено мало, но некоторые ученые полагают, что оно может привести к серьезным нарушениям жизнедеятельности…

– Насколько серьезным?

– Вплоть до летального исхода, – уверил меня Александр Дьяк. – И оборотни должны быть подвержены воздействию радиации сильнее других. Главная их особенность – невероятная регенерация, которой сопутствует растворение посторонних предметов в организме и последующее выведение их в виде шлаков. Пули не выталкиваются из ран, ведь так?

– Так, – подтвердил я. – Вы полагаете, этот металл сможет нанести достаточный урон?

– Документальное подтверждение моего предположения – это и есть цель нашего эксперимента, – пробурчал изобретатель, заливая помещенный в форму шарик расплавленным свинцом.

Я был с такой постановкой вопроса в корне не согласен.

– Это не эксперимент, это жизнь.

– Многие ученые жертвовали жизнями ради науки, – спокойно произнес Александр Дьяк.

– Мне бы не хотелось разделить их судьбу.

Хозяин лавки улыбнулся и отработанным движением выбил из охлажденной формы заготовку пули.

– Леопольд Борисович! – покачал он головой. – Я не обещал вам чуда. Но с научной точки зрения шансы на успешный исход эксперимента крайне высоки. Просто нельзя сказать заранее, как скоро скажутся последствия ранения. Метаболизм оборотня много быстрее обмена веществ человека, поэтому ориентируйтесь на пять-десять минут. Но стреляйте в корпус. Пули должны остаться в теле, это ясно?

– Ясно, – кивнул я. – Извините за несдержанность, просто нервы.

– Ничего страшного.

– В любом случае я не планирую полностью отказываться от серебряных пуль.

– Истинно научный подход, – похвалил мою предусмотрительность изобретатель и вдруг спросил: – У вас хороший хронометр?

– Да, а что?

– Могу я рассчитывать на подробный отчет с указанием точного времени и воздействия на оборотня моих пуль? Это воистину бесценный для науки материал.

– Меньшее, что могу сделать для вас, – кивнул я, – но нет никакой гарантии, что мы с оборотнем встретимся сегодня, завтра или в обозримом будущем.

– Давайте надеяться на лучшее! – рассмеялся изобретатель, составляя в ряд десяток заготовок.

Меня передернуло.

Александр Дьяк подмигнул и принялся покрывать свинцовые пули расплавленным алюминием.

– Свинец подвержен воздействию защитных чар, – пояснил он. – Вы задали оборотню хорошую взбучку, он может подстраховаться. Алюминий в этом плане гораздо надежней.

– Да, алюминиевая оболочка лишней не будет, – согласился я, без особого, впрочем, энтузиазма.

Одна-единственная схватка с оборотнем отбила всякое желание охотиться на эту тварь. И пропади пропадом вознаграждение за его голову…

Изобретателя я покинул через полтора часа с десятком патронов и без какой-либо уверенности в том, что с их помощью получится прикончить оборотня или хотя бы нанести ему серьезное увечье. Но пятьдесят граммов свинца, алюминия и урана отличаются ничуть не меньшей убойной силой, нежели пятьдесят граммов просто свинца; выстрел десятым калибром способен сбить с ног не только оборотня, но и легендарного северного тролля. Пусть только сунется…

На улице по-прежнему моросил дождь, вдоль тротуаров текли ручьи, весело журчала в стоках ливневых канализаций грязная вода. Горожане отчаялись переждать ненастье и перестали отсиживаться по домам; тут и там мелькали дождевики и зонты. Извозчики подняли кожаные и брезентовые верхи колясок, и понурые лошаденки с несчастным видом цокали подковами по мостовым, разбрызгивая воду из луж.

В одном из газетных киосков я накупил свежей прессы, затем поймал свободный экипаж и велел ехать на окраину, заселенную выходцами из Восточной Европы. Извозчик затребовал плату вперед и только после франка задатка согласился ехать в район, овеянный дурной славой места не самого спокойного, а то и вовсе беззаконного.

Я не появлялся там шесть лет, но за это время ничего особо не изменилось. Те же люди, те же лица. Разве что дома стали чуть обшарпанней, да прибавилось заколоченных окон.

Нет, не упадок, просто никто из местных обитателей не относился к этому месту всерьез. Кто-то останавливался здесь по пути в Новый Свет, кто-то намеревался со временем перебраться в более престижный район или даже подзаработать и вернуться на родину. Одни уезжали, другие приезжали, но своим домом эти унылые кварталы не считали даже те, кто родился здесь и кому здесь было суждено умереть.

Мы с отцом провели тут немало времени, но привела меня обратно вовсе не сентиментальность. Интересовала дверь без вывески на углу Ломоносова и Сибирской.

Дверь оказалась на месте, все такая же потрепанная и замызганная, только теперь к ней приколотили рекламный плакат со знойной красоткой и надписью: «Кури и худей!»

Я впустую подергал ручку – заперто! – огляделся по сторонам и зашагал через дорогу к закусочной с цветастой красно-оранжевой птицей на фасаде.

Надписи были у местных обитателей не в чести; либо ты ориентируешься здесь без всяких вывесок, либо ты чужак и тебе здесь не рады.