Андрей Столяров - Альбом идиота (сборник)

Через некоторое время Леля сказала:

– Вот интересно, я всегда думала: а что находится там, за пределами города? Мы ведь об этом почти ничего не знаем. Мы знаем только каменные дома, дворы, площади, улицы, набережные, каналы. А ведь существует еще целый мир, который гораздо больше, чем этот город. Целый мир, и в нем живут миллионы и миллионы разных людей. Мы ведь о них даже не подозреваем. А они в свою очередь так же не подозревают о нас. Может быть, они живут и не лучше, чем мы, но как-то иначе. И меня почему-то всегда интересовало – как именно? Мы ведь действительно ничего об этом не знаем. Мы как будто с рождения были заключены в странную каменную скорлупу. А теперь эта скорлупа разрушена, и мы не знаем, как жить. Но я думаю, что на самом деле ничего страшного не произошло. Город погиб, зато открылся весь мир. Что-то кончилось, зато что-то и начинается. Извини, я не могу сейчас сказать точнее. Я сама этого не понимаю, я только чувствую. Главное, что перед нами открылся весь мир. Вот мы сейчас с тобой отдохнем чуть-чуть и пойдем дальше. И, знаешь, пойдем, пойдем – пока не придем куда-нибудь…

– Ладно, – тоже через некоторое время сказал я.

Ничего другого все равно предложить было нельзя. Я вообще не мог больше ничего предложить. Я лежал, и меня обволакивала сладкая, расслабляющая, как после болезни, дремота. Точно дурные воспоминания, отодвигалось прошлое: «мумии», болото, обстрел на Невском, свихнувшиеся генералы… Василек, Маргарита, Леня Куриц, профессор… Было жарко, и где-то неподалеку трещали свихнувшиеся кузнечики. Медленно ползла по траве тень ватного облака. Крепенький муравей побежал у меня по ладони и – сорвался, видимо не удержавшись.

Не знаю точно, сколько эта дремота длилась, но вдруг Леля цепко схватила меня за плечо.

– Посмотри! – радостно сказала она.

Я приподнялся на сведенных локтях:

– Что?

– Вон там!

Честно говоря, я не поверил своим глазам. Поперек травяного луга, мелкими всхолмлениями поднимающегося к горизонту, между фиолетовых костерков и крупных ярких ромашек, будто чудное, вылезшее из детских снов насекомое, пробирался, нисколько, по-моему, не торопясь, желто-красный автобус. Самый обыкновенный автобус – из тех, что совершают рейсы между деревнями.

Он норовисто рыскал, видимо объезжая ухабы, как бы немного проваливался и то и дело пропадал за кустами. А потом появлялся снова и полз, направляясь к нашей дороге. Вместе с порывом ветра долетел рокочущий отзвук двигателя.

– Автобус, – изумленно сказала Леля.

– Автобус, – не менее изумленно подтвердил я.

Леля тут же вскочила на ноги:

– Поехали!

– А куда он идет?

– Не все ли равно?..

Мы побежали по дороге вперед. Леля время от времени останавливалась и махала рукой. На бегу она оглянулась и крикнула:

– Видишь, как нам повезло?

Я оглянулся тоже и, зацепившись за что-то ногой, чуть было не покатился в канаву.

Высоко над распластанным по равнине безжизненным, серым городом поднимались большие клубы пузырчато-красного дыма. Они перетекали в пустотном воздухе, стремительно уплотнялись и, как застывающий пластилин, приобретали фигурные очертания. Вот из раскаленной багровости высунулась одна когтистая лапа, за ней – другая. Далее – бородавчатая, дикого облика морда.

Зверь поднимался над миром.

– Повезло, – сказал я одними губами.

Автобус тем не менее приближался.

Пассажиров в нем почти не было, и я надеялся, что он нас захватит.

Amada ( исп. ) – возлюбленная.