Владимир Григорьев - Звёздная гавань

Он уже не слышал, как рывком отворился люк и в кают-компанию осторожно заглянул Тобор.

…Белковый, осторожно перебирая щупальцами, переходил из отсека в отсек и всюду видел одно и то же — членов экипажа, пораженных «сонной болезнью». Они застывали в разных позах, так, как настигал их обморочный сон. Общим у всех было только одно — широко, словно в изумлении, раскрытые невидящие глаза, устремленные в одну точку.

Дмитрия Анатольевича сон застиг в медицинском отсеке, когда он делал обход пострадавших, которые уснули еще раньше. Врач уснул, свалившись на койку, в которой неподвижно застыл Георгий Георгиевич. Могучие кулаки старпома были сжаты, словно он до последнего мгновения сражался с невидимым врагом. Логвиненко нагнулся, чтобы послушать его сердце, да так и застыл…

Тобор обозрел весь отсек, убедился, что никто из людей не подает признаков жизни, и двинулся дальше. Перед тем как выйти, он подоткнул край одеяла, свисавшего с гамака Суровцева.

Некоторых людей сон настиг в пути, между отсеками, в коридорных переходах, на бегущих лентах. Таких Тобор доставлял в ближайшие отсеки.

Автоматика на корабле работала своим чередом: бежали ленты, вспыхивали и гасли панели, в урочное время день сменялся ночью и ночь — рассветом.

Зрелище движущихся лент, на которых находились неподвижные человеческие фигуры, застывшие в самых различных позах, было тягостным. Но не было человеческих глаз, которые могли бы наблюдать это зрелище.

Тобор снова и снова возвращался мыслью к событиям на «Каравелле», начиная с момента появления первой пластинки, обнаруженной штурманом. Он пытался выстроить все случившееся в единую логическую цепь и понять, что же делать дальше.

Штурман Орленко был первым, кого поразила загадочная болезнь. По непонятной причине пластинки именно штурмана и его отсек выбрали главным объектом для своих действий.

Попав в штурманский отсек, Тобор замешкался подле неподвижного Валентина, будто хотел позаимствовать у него хоть крупицу опыта судовождения на случай, если потребуется изменить курс «Каравеллы». Сердце штурмана билось медленно, еле приметно, как и у остальных уснувших. Но не было, казалось, в мире силы, способной пробудить их.

Рядом с Валентином уснула Аля. Она пришла сюда, чтобы проведать его, да так и осталась. Они, не видя, смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.

Юный дублер Владимира Ольховатского застыл на боевом посту, в энергетической рубке, где вахту теперь, как и во всех прочих отсеках, нес манипулятор. Когда Тобор вошел сюда, на него пахнуло жаром: в отсеке было душно и сыро, как в тропиках. Из не до конца закрученного крана, булькая, лилась серебристая струйка воды. Капли конденсировались на потолке и время от времени срывались. Одна из них упала на щупальце Тобора, и белковый вздрогнул.

В энергетическом Тобору пришлось повозиться. Он отладил манипулятор, затем проверил, как работает «Катеноид». Установка работала нормально, гоня по кабелям энергию в безжизненные отсеки корабля. Все энерговоды были старые, потемневшие от времени: их собирали еще на стапелях. Только один блестел как новенький — тот, который вел в штурманский отсек. Рядом валялся старый, словно перехваченный поперек гигантской бритвой.

Так и не успели убрать…

Тобору стало жарко, он включил у себя внутреннее охлаждение. Попытался расправить пальцы дублера, сжавшие клавишу калькулятора. Это удалось ему после некоторого усилия.

Тишина давила. Тишина и духотища, которая продолжала усиливаться. Наладить застопорившийся кондиционер? А к чему?..

Помедлив несколько секунд, Тобор выпрыгнул из отсека, на ходу толкнув люк.

В секторе астробиологии особенно много было уснувших. Сюда приходило немало народу: ведь каждого волновали пластинки, невесть откуда явившиеся на борт корабля. Живые ли это образования? А если живые, то, может быть, чем черт не шутит, и разумные?..

В этом сонном царстве живыми оставались только установки, без устали сновавшие манипуляторы да еще Тобор, который один теперь отвечал за «Каравеллу».

Отвечал… Но что же за смысл в том, что «корабль спящих» летит точно по курсу к намеченной цели, избегая магнитных и гравитационных ям и встречных столкновений? Что, если людям не суждено проснуться? Быть может, тогда и дальнейший полет «Каравеллы» ни к чему?

Такие и подобные мысли не возникали у Тобора, ибо логика робота в чем-то очень существенном отлична от логики человека, хотя во многом и сходна с нею. А кроме того, в любых ситуациях Тобор превыше всего ставил выполнение поставленной задачи, достижение конечной цели — уж таким его выпестовали в далеком Зеленом городке.

После Тобор прошел в шаровую обсерваторию. Прильнул к окуляру и долго смотрел в телескоп, нацеленный на двойную бету Лиры. Казалось, до цели рукой подать. И надо же, беда настигла их за два шага, на пороге тайны, разгадать которую стремились лучшие умы Земли. Загадочные сигналы из этой системы долго не давали покоя земным астрофизикам. Потому и направила сюда свой бег «Каравелла»…

В мозгу Тобора оформилось четкое решение: пока есть хоть тень возможности — он продолжит путь «Каравеллы»!

Обвив щупальцами трубу телескопа, он смотрел в него, не отрываясь. Два солнца, два разноцветных солнца — зеленое и алое — совершали извечный свой путь, вращаясь вокруг общего центра тяжести. Если сигналы, полученные из этой системы, искусственного происхождения, то где-то там должна быть и планета — обиталище разумных существ. Но какое отношение могут иметь к ним загадочные пластинки, заполнившие корабль и наделавшие столько бед?

Когда все отсеки корабля были обойдены, Тобор решил заглянуть на «камбуз» — с легкой руки Володи Ольховатского он охотно усвоил это древнее словечко, которым энергетик именовал хозяйство Либуна.

Стол в кают-компании был прибран и аккуратно вытерт. На кухонном автомате сияла дата, под которой светилась надпись: «Отпущено пять порций ужина».

На всем пути Тобора во время обхода мертвого корабля тишина нарушалась лишь музыкой, к которой белковый привык. Повсюду кишели пластинки, но и к ним Тобор успел привыкнуть; он только отметил, что их количество продолжает возрастать.

…Шли дни. Тобор с помощью манипуляторов продолжал поддерживать порядок на корабле. Однако с некоторых пор он начал подмечать новое в поведении пластинок. Если прежде они перемещались по кораблю хаотически, в произвольных направлениях, то теперь у них во всех передвижениях появилась какая-то цель. Но куда они стремились, он определить не мог.

Любые непонятные и загадочные явления Тобор стремился раскрыть — в этом он, пожалуй, более всего походил на человека.