Виктор Пелевин - Священная книга оборотня

Лучше бы тот в очках, подумала я. Он явно на «Ягуар» не копит, у него уже есть. Для таких все приключение в том, чтобы потратить деньги, они от этой трансакции возбуждаются больше, чем от всего остального, которого вообще может не быть, если напоить как следует. А вот сикх — серьезная нагрузка.

Я улыбнулась очкарику, и тот улыбнулся в ответ. Вот и славно, уже подумала я, и тут сикх сложил свою финансовую газету, встал и пошел к моему столу.

— Lisa? — спросил он.

Это был мой сегодняшний псевдоним.

— That's right, — радостно ответила я.

А что делать.

Он сел напротив и сразу принялся ругать местную кухню. Английский у него был очень хороший, не такой, как обычно бывает у выходцев из Индии, — настоящее оксфордское произношение, которое своей сухостью чуть напоминает русский акцент. Вместо «fucking» он, словно бойскаут, говорил «freaking», что звучало смешно, поскольку он вставлял это слово в каждое второе предложение. Возможно, браниться ему запрещала религия, был в сикхизме такой пунктик. По профессии он оказался портфельный инвестор, и я еле удержалась от вопроса, где его портфель. Портфельные инвесторы не любят таких шуток. Я это знаю, поскольку каждый третий мой клиент в «Национале» — портфельный инвестор. Не то чтобы в «Национале» было так много портфельных инвесторов, просто я очень юно выгляжу, а каждый второй портфельный инвестор — педофил. Я их не люблю, скажу честно. Это профессиональное.

Он начал с крайне старомодных комплиментов — дескать, не верит в свою удачу, и я похожа на девушку его мечты из голубого детского сна, так он и сказал. И еще что-то в этом роде. Затем он захотел увидеть мой паспорт — убедиться в моем совершеннолетии. К таким просьбам я привыкла. Паспорт у меня был — заграничный и, естественно, фальшивый, на имя «Алиса Ли». Это я сама придумала — с одной стороны, распространенная корейская фамилия, подходит к моему азиатскому личику. А с другой — как бы намек: «Алиса ли?» Сикх пролистал его очень внимательно — видимо, боялся за свое доброе имя. По паспорту мне было девятнадцать.

— Хотите выпить? — спросил он.

— Я уже заказала, — ответила я. — Сейчас принесут. Скажите, а вы всем девушкам так говорите — про голубой детский сон?

— Нет, только вам. Я такого раньше не говорил ни одной девушке.

— Понятно. Я тогда вам тоже скажу одну вещь, которую до этого не говорила ни одному мужчине. Вы похожи на капитана Немо.

— Из «Восемьдесят тысяч лье под водой»?

Ого, подумала я, какой начитанный портфельный инвестор.

— Нет, из американского фильма «Общество выдающихся джентльменов». Там был похожий на вас выдающийся джентльмен. Бородатый подводный каратист в синем тюрбане.

— Что, фильм по Жюль Верну?

Мне принесли коктейль. Он оказался маленьким — всего шестьдесят грамм.

— Нет, в нем собрали вместе всех суперменов девятнадцатого века — Капитана Немо, человека-невидимку, Дориана Грея и так далее.

— Да? Оригинально.

— Ничего оригинального. Экономика, основанная на посредничестве, порождает культуру, предпочитающую перепродавать созданные другими образы вместо того, чтобы создавать новые.

Я слышала эту фразу от одного левого французского кинокритика, который кинул меня на триста пятьдесят евро. Не то чтобы я была с ним полностью согласна, просто каждый раз, когда я повторяла эти слова в разговоре с клиентом, мне казалось, что кинокритик отрабатывает несколько условных единиц. Но для сикха это было слишком.

— Простите? — наморщился он.

— Короче, удивительно похожий на вас персонаж был этот Немо. Усы, борода… Он еще на своей подводной лодке молился богине Кали.

— Тогда вряд ли между нами много общего, — улыбнулся он. — Я не поклоняюсь богине Кали. Я сикх.

— Я очень уважаю сикхизм, — сказала я. — Мне кажется, это одна из самых совершенных религий в мире.

— Вам известно, что это такое?

— Да, конечно.

— Слышали, наверно, что сикхи — это такие бородачи в тюрбанах? — засмеялся он.

— Меня в сикхизме привлекают не его внешние атрибуты. Меня восхищает его духовная сторона, особенно бесстрашие перехода от опоры на живых учителей к опоре на книгу.

— Но ведь так же обстоит и во многих других религиях, — сказал он. — Просто у нас вместо Корана или Библии — Гуру Грант Сахиб.

— Но нигде больше к книге не обращаются как к живому наставнику. Кроме того, нигде нет такой революционной концепции Бога. Меня больше всего поражают две черты, которые радикально отличают сикхизм от всех остальных религий.

— Какие же?

— Во-первых, признание того факта, что Бог создал этот мир вовсе не с какой-то возвышенной целью, а исключительно для своего развлечения. На такое никто до сикхов не отваживался. И, во-вторых, богонаходительство. В отличие от других систем, где есть только богоискательство.

— А что это такое — богоискательство и богонаходительство?

— Помните эту апорию с казнью на площади, которая часто приводится в комментариях к сикхским священным текстам? Кажется, она восходит к гуру Нанаку, но полной уверенности у меня нет.

Сикх выпучил коричневые глаза и сразу сделался похож на рака.

— Представьте себе базарную площадь, — продолжала я. — В ее центре стоит окруженный толпой эшафот, на котором рубят голову преступнику. Довольно обыкновенная для средневековой Индии картина. И для России тоже. Так вот, богоискательство — это когда лучшие люди нации ужасаются виду крови на топоре, начинают искать Бога и в результате через сто лет и шестьдесят миллионов трупов получают небольшое повышение кредитного рейтинга.

— О да, — сказал сикх. — Это огромное достижение вашей страны. Я имею в виду улучшение кредитного рейтинга. А что такое богонаходительство?

— Когда Бога находят прямо на базарной площади, как сделали учителя сикхов.

— И где же он?

— Бог в этой апории является казнящим и казнимым, но не только. Он является толпой вокруг эшафота, самим эшафотом, топором, каплями крови на топоре, базарной площадью, небом над базарной площадью и пылью под ногами. И, разумеется, он является этой апорией и — самое главное — тем, что сейчас ее слышит…

Я не уверена, что такой пример можно назвать апорией, поскольку в нем нет неразрешимого противоречия — хотя, может быть, оно как раз в том, что Бога находят посреди крови и ужаса. Но у сикха этот термин не вызвал возражений. Он выпучил глаза еще сильнее и стал похож не просто на рака, а на такого рака, который догадался наконец, почему вокруг стоят эти огромные пивные кружки. Пока он размышлял над моими словами, я спокойно допила коктейль — что такое Drambuie, мне так и не стало ясно. Сикх, надо сказать, выглядел живописно — он словно бы балансировал на границе озарения, и легкого внешнего толчка могло хватить, чтобы неустойчивое равновесие его рассудка сместилось.