Давид Дар - Господин Гориллиус

И вот господин Гориллиус стал членом верховного правительства. Его последователи неистовствовали от восторга. Вечером была устроена грандиозная, почти общегосударственная попойка.

Отчаянный Фриц составил текст радиопередачи, которую передали все радиостанции от имени нового члена правительства:

«Так как, став членом правительства, я шутить не стану, то сегодняшний день пусть является праздником для всех горилл и гориллоподобных. Поэтому нам, гориллам и гориллоподобным, надо веселиться. А всем людям надо сегодня печалиться. Так что пусть все те, кто будет сегодня веселиться, отберут все вино от тех, кто будет сегодня печалиться. Сегодня наш праздник, гориллушки! Это говорю вам я, ваш вожак, ваш учитель, ваш господин Гориллиус!»

Это обращение очень многим понравилось. В этот вечер были разграблены все магазины, пивные, рестораны и квартиры тех, кто не хотел примириться с горилльей властью. Вино лилось рекой. Казалось, половина города утопает в вине. А другая половина в крови. И трудно сказать, чего в эту ночь было больше пролито на землю напрасно: вина или крови.

Первое заседание нового состава правительства собралось к концу дня в громадном историческом зале. В этом зале в течение нескольких веков творилась история этой страны. Здесь подписывались мирные договоры, объявления войн, смертные приговоры и помилования. В течение многих столетий этот зал был как бы святилищем высокой политики. Здесь сидели цари и величайшие полководцы. Вдоль стен зала стояли белые гипсовые бюсты величайших людей страны.

Когда Гориллиус вошел в зал, ему не понравились эти бюсты, свидетельствующие о славной истории человечества, о богатом прошлом людей. Он пошел вдоль стены к трибуне. Проходя мимо бюста величайшего императора этой страны, он как бы случайно задел его плечом, и бюст упал на пол и рассыпался белой пылью. В невольном страхе все ахнули.

— Плохой это признак, — прошамкал один член правительства другому, — не хочет благословенный Карл видеть наше сегодняшнее заседание.

Между тем господин Гориллиус, подойдя к следующему бюсту — это был величайший национальный поэт, — сковырнул и его. И опять грохот. И опять общий вздох и единодушное «ах» пронеслись по залу.

А Гориллиус шел дальше, неуклюже размахивая своими длинными лапами. Вслед за императором и величайшим поэтом был повержен на пол и разбит вдребезги величайший полководец. Его участь разделил и величайший философ.

Своротив еще четыре бюста, господин Гориллиус добрался до своего места и сел, окруженный своими обезьяньими и обезьяноподобными телохранителями.

Первым взял слово министр внутренних дел господин фон Мамен.

— Господа, — начал он читать по бумажке речь, к которой долго готовился. — Господа! Мы открываем первое заседание нашего правительства в его новом составе в дни, каких еще никогда не было в нашей стране. Никогда еще, господа, наша страна не знала такого порядка и покоя, как в нынешнее время. Вы все знаете, господа, что наша мудрая политика, заключающаяся в том, чтобы никому не перечить и ни во что не вмешиваться, привела к своим блестящим результатам. В результате нашей мудрой политики народ сам кое-как разобрался во всех делах и сам, своими силами, разрешил все конфликты. Все стали жить мирно и дружно, искренне желая сбросить все лишнее, чем наделила нас многовековая история человечества, и заимствовав все лучшее от наших дорогих и глубокоуважаемых предков обезьян.

«Я лично, господа, не полностью разделяю убеждения господина Гориллиуса. Я, например, считаю, что даже если в моих жилах течет и не только обезьянья кровь, то я все-таки имею некоторое право на существование… Однако такие абсолютно теоретические расхождения не мешают мне видеть, что господин Гориллиус и его уважаемые последователи делают чрезвычайно полезное дело тем, что борются с марксистами и всякими людьми, которые слишком много думают, потому что наукой установлено, что чрезмерное увлечение мыслью и размышлениями подрывает устои государственности. Поэтому, господа, разрешите от имени членов правительства прежнего состава выразить горячее приветствие и радушное „добро пожаловать“ нашему дорогому господину Гориллиусу, который стал нашим дорогим и многоуважаемым коллегой».

Вслед за ним волей-неволей пришлось выступить господину Гориллиусу. Он начал свою речь со ссылки на предыдущего оратора.

— Хотя предыдущий оратор, министр фон Мамен, и лебезил передо мной, как муха перед аллигатором, но все-таки я должен сказать тебе, старая медуза, и вам, черепашьи дети, что я был гориллой, гориллой остался и всегда буду гориллой. И сколько бы вы ни лебезили передо мной, но я буду стараться, чтобы таких вот, как вы, людишек не осталось на земном шаре. И вообще мне совсем не нужны никакие там правительства, дворцы и столицы. Я хочу жить в джунглях, вы слышите меня, жалкие тапиры? Я хочу прыгать с ветки на ветку, бегать на водопой, и вообще вы ни черта не поймете, потому что вы не гориллы, а вонючие струпья на хвосте носорога. Вот что я вам скажу, а кому это не нравится, может убираться, пока мы ему не проломили череп.

С правой стороны, где сидели гориллы и гориллоподобные, слышалось довольное урчание. Элизабет оборачивалась во все стороны, подхватывая каждое слово Гориллиуса:

— Ах, он сказал «сучьи дети», ах, он ведь прав — зачем нам правительства, дворцы и столицы? К чему? Как хорошо было бы жить в джунглях! Ах!..

На скамьях левых поднялся было шум, но господин Гориллиус быстро откинул ногой свое кресло и прыжком бросился к шумевшему. За ним бросились его приближенные и телохранители из нижнегвинейского стада.

И весь зал поднялся на ноги.

В каких-нибудь несколько минут шумевшие были перебиты. Затем была устроена поименная перекличка присутствующих, и те, которые, по словам Гориллиуса, даже вопреки своему желанию не могли стать гориллами, были выгнаны из зала и заперты в тюрьмы. В историческом зале остались только одни гориллы и гориллоподобные. Зал приобрел рыжевато-коричневый оттенок. Все оставшиеся поднялись с мест и завели свой страшный, яростный рев:

Переворот совершился, друг читатель.

Когда гориллы остались одни, малютка Ганс подошел и обнял Гориллиуса.

— Ну, учитель, теперь ты стал вожаком такого стада, которое тебе и не снилось. Ты теперь вожак целой страны, и надо тебе начинать писать декреты.

В это время за толстыми стенами дворца шли грабежи, погромы, убийства… Всякому хотелось поживиться за чужой счет, свести личные счеты, отомстить, захватить, отравить, — тем самым доказывая свою принадлежность к гориллам.