Игорь Бунич - Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

— Что смеёшься, Лукич? — всякий раз спрашиваю я его, когда застаю за этим занятием.

— Да всё не так было, — бурчит старый чекист, — голову только людям морочат!

— А как было на самом деле? — начинаю выпытывать я, но успеха достигаю далеко не всегда.

Но всё-таки иногда мне везёт.

Как-то мы вместе с Василием Лукичом смотрели по телевизору фильм “Мой друг генерал Василий Сталин”. Фильм художественный, где в сущности очень трагическая история сталинского сына подаётся от лица выдающегося спортсмена того времени Всеволода Боброва.

Мне лично фильм понравился. Очень хорошо было показано, как сын диктатора меценатствовал в советском спорте и даже имел столкновения с самим Лаврентием Павловичем Берия, пытаясь защитить от притязаний Василия Иосифовича свой любимый ведомственный клуб “Динамо”.

Мне, повторяю, фильм понравился. А Василию Лукичу — нет.

— Что опять не так? — спрашиваю я.

— Да всё так, — вздыхает Василий Лукич, — у нас, как водится, всё вроде и так, да — не так.

— Так что вам здесь не нравится? — продолжаю настаивать я, по опыту чувствуя, что нахожусь на пороге очередной невероятной истории.

— Да всё нравится, — отвечает Василий Лукич, — и Бобров на себя похож, да и сын Сталина, если не по внешности, то по поведению — вылитый.

— А вам его видеть приходилось? — осторожно направляю я Лукича на незарастающую тропу устного народного творчества, именуемого фольклором.

— Приходилось, — кивает головой Лукич, — при жизни Сталина и после. После, правда, всего один раз. Я тебе уже рассказывал, что, когда Никита Сергеевич нашу систему топором кромсал, я в академии, в адъюнктуре учился. Параллельно лекции на младшем курсе читал о социалистической законности. Начальника сняли и послали ректором в какой-то провинциальный университет. В Омский, кажется. Но он до места не доехал, помер от инфаркта. Никак с увольнением из органов примириться не мог. А вот его зама по науке — того посадили на полную десятку. Он в молодости какого-то маршала сапогами обхаживал на допросе.

Думал, всё позабылось. Ан нет. Народец у нас злопамятный. Я тоже сижу — жду своей очереди. Я никого за свою службу не убивал и не бил. У меня своя методика была — сами раскалывались и что мне нужно подписывали. Без криков и мордобоя, без шума и пыли. Но меня всё-таки из органов вытурили — лектором в общество “Знание”. Ладно, думаю, ещё хорошо отделался. Пошёл удостоверение сдавать и всё такое прочее. В кадрах мне говорят:

— Удостоверение оставьте при себе, поскольку вы из органов не увольняетесь, а переводитесь в действующий резерв.

— Это как? — спрашиваю я.

— А так, отвечают, что будешь получку сразу в двух местах получать три раза в месяц. Два в обществе “Знание” и один раз у нас. В приёмной на Кузнечном мосту, в окошечке “7”, вместе со стукачами.

— Дожил, — говорю я.

— Ничего, — утешают, — перетерпишь, тебе, Василий Лукич, дорогой, по нынешним временам “вышак” полагается. Скажи спасибо, что в адъюнктах числишься. По адъюнктам специальное указание было: сохранить всех для будущей борьбы за народное счастье. А отдел твой старый весь уже, почитай, через трубу крематория улетел. Усёк?

— Ладно, — думаю, — перебьёмся как-нибудь. Хотел было о пенсии заикнуться, выслуга у меня уже была к тому времени тридцать пять лет. Но жизнь, как говорится, дороже.

И пошёл я в общество “Знание” лекции читать. Главным образом, по домоуправлениям читал для пенсионеров. Тема одна — “Великая Октябрьская революция и её всемирно-историческое значение”. В неделю две-три лекции отбарабанишь и свободен — делай, что хочешь. С двух получек, сам понимаешь, растолстел, разжирел и чуть марки не стал коллекционировать.

Проходит, значит, какое-то там время. Вызывает меня моё новое начальство: “Как вам, Василий Лукич, у нас, нравится? Есть ли претензии или пожелания?"

— Нормально всё, — говорю, — только нельзя ли сменить контингент, то есть аудиторию? А то одни пенсионеры, да и те в основном старушки. Хочется чего-нибудь помасштабней.

— Вот мы вас для того и пригласили, — отвечает начальник, — поскольку общество у нас всесоюзное, не желаете ли, Василий Лукич, применить свои широкие знания, как принято говорить, далеко от Москвы?

— В Магадане? — спрашиваю я.

— Экий вы шутник, — смеется начальник, — нет, не в Магадане. А, скажем, в Казани. Плохо у них с кадрами по линии нашего всесоюзного общества. Командировочные опять же, квартирные. Ну как?

— Ладно, — думаю, — отчего бы и не съездить. Я, как с этой адъюнктурой обязался, вообще из Москвы никуда не уезжал. Так что, даже неплохо слегка проветриться.

Прихожу домой, начинаю собираться. Полотенце там, щётка, мыльница, как в песне поётся.

В справочном узнаю, когда поезд на Казань, и готовлюсь отойти ко сну. Вдруг телефонный звонок.

Слышу: — Василий Лукич! Здравствуй, дорогой! Как здоровьице?

Узнаю: засранец один, в моей бригаде работал. Невесть откуда его к нам перевели младшим лейтенантом. Все дела, которые ему тогда можно было доверить — это мне шинель подавать и по телефону отвечать: “Товарищ полковник на совещании”.

Я, когда в академию ушёл, слышал, что он в гору пошёл при Рюмине и лично участвовал в аресте Абакумова. Так что решил, что ему точно крышка. Оказалось, ошибался. Совсем даже наоборот. Все начальство — прямое и непосредственное — к стенке поставил, а сам вынырнул на белый свет уже с двухпросветными погонами.

— Узнал, — бурчу я, — что случилось?

— Да ничего не случилось, — отвечает он, — зашёл бы к нам завтра часиков так в одиннадцать… На седьмой подъезд. Я пропуск спущу. Договорились?

— Завтра не могу, — говорю я, — в командировку уезжаю…

— Знаем, знаем, — смеётся он, — послезавтра поедете. Ничего страшного.

Прихожу назавтра я, как мне было сказано, к седьмому подъезду. Встречает меня, улыбается:

— Давно не виделись, Василий Лукич. Пополнели вы что-то. А так — молодцом!

Раньше он меня только “товарищ полковник” осмеливался называть, а тут фамильярничает дальше некуда!

— Ладно на комплименты исходить, — раздражительно сказал я, — зачем вызывали?

— Упаси Бог, — говорит он, — чтобы я такого человека, как вы, осмелился побеспокоить. Человек я ещё маленький. А вызывает вас лично Иван Александрович, у которого я сейчас порученцем состою.

Иван Александрович — это генерал армии Серов, который в те годы “конторой” нашей заведовал. Я его ещё с довоенных лет помню. Переведён был в органы из артиллерии, поскольку не хватало расстрельных команд в тридцать седьмом году. Одной такой командой он ещё лейтенантом три года командовал и начальству приглянулся. Маршал Жуков в нём души не чаял и, сделал его представителем органов сперва при своём штабе, а затем и половины Германии. Вдвоём они половину Германии к себе на дачные участки вывезли. Абакумов хотел их тогда разоблачить, да не успел. А когда хозяина не стало, Жуков взял себе Министерство обороны, а Серов — нашу контору, а заодно и ГРУ.