Наталья Турчанинова - Создатель кошмаров

— Значит, мало того что сам дар сновидящего наследственный, еще и передаются особенности этого дара?

— Да. Именно так.

— Интересно, — многозначительно изрек гид и замолчал, осмысливая услышанное.

На нижних уровнях луч фонаря выхватывал из темноты то неровную тропу, то пустоту пещеры, тянущейся на многие километры в стороны, то новые и новые локулы, выбитые в стенах, то впадины в полу.

Воздух здесь был затхлый и холодный.

В начале восьмого уровня, недалеко от лестницы, оракул остановился.

— Вот эта ниша подойдет, пожалуй, — сказал Герард, осматриваясь.

Юноша надежнее установил фонарь на камнях и спросил:

— Хорошо. Какие наши дальнейшие действия?

Оракулу показалось, что спутник немного нервничает.

— Все просто. Я лягу и засну. Не знаю, на какое время.

— Тебя нужно разбудить или…

— Нет, будить меня не надо. Я проснусь сам.

— Побыть рядом с тобой?

— Я отсканировал маршрут. — Герард показал коммуникатор, работающий сейчас в системе навигатора. На экране вырисовывалась трехмерная модель шахт. Его настоящее местонахождение отмечала красная точка глубоко-глубоко под землей. — И, кроме того, запомнил его.

— Но я все же останусь, — решил гид. — Будет жаль, если из-за какой-нибудь нелепой случайности Полис лишится одного из своих оракулов. Доведу тебя обратно.

— Мой сеанс может затянуться, — предупредил прорицатель, пытаясь отцепить от себя кота, который ни в какую не желал слезать с теплого плеча.

— Не важно. Мне нравится быть под землей, — ответил юноша с улыбкой.

Хотел бы Герард сказать нечто подобное о себе и своем верном спутнике.

Оракул усмехнулся. Затем провел ладонью по ледяному камню будущего ложа, наклонился, чтобы дать Аяксу спрыгнуть, но тот по-прежнему не спешил покидать удобную лежанку на плечах, вцепившись крепче. И стряхнуть его не представлялось возможным.

— Подожди. — Гид снял свой шерстяной плащ и постелил его в нишу. — Если уж тебе… вам обоим придется лежать здесь.

— Благодарю, — от всей души откликнулся оракул.

Аякс снизошел до того, что нехотя спрыгнул на плащ и принялся обнюхивать стены, брезгливо дергая хвостом. Герард порылся в одном из многочисленных карманов своих походных штанов, достал бронзовую чашу, плеснул туда вина из фляги, поставил в изголовье.

— Это зачем? — спросил юноша, с интересом наблюдая за ним.

— Древняя традиция, — усмехнулся оракул. — Идет со времен прорицаний фавнов, одержимых вакхическим экстазом.

Затем предсказатель забрался в нишу, которая была ему немного узковата и коротка. Попытался устроиться удобнее. Аякс улегся ему на грудь, придавив тяжелым, косматым телом. Перед лицом совсем близко навис камень, испещренный трещинами и черными пятнами.

— Ну как, все нормально? — Гид наклонился над локулой.

— Как тебя зовут? — спросил оракул, прежде чем закрыть глаза.

— Вергиний, — улыбнулся тот.

— Держи, Вергиний, — Герард протянул ему почти полную флягу с «символическим» вином, — на случай если начнешь замерзать тут.

Экскурсовод рассмеялся, забирая подарок, и отошел, оставив фонарь. Герард видел рассеянный свет сквозь опущенные веки, какое-то время слышал легкие шаги спутника и его дыхание, затем они стихли.

— Ну давай, сделаем это. — Оракул положил руку на загривок кота, и тот, явно совершив над собой усилие, замурчал. Сначала тихо и прерывисто, затем все громче и настойчивей.

Мерный, глубокий рокот стал всеобъемлющим, заполняя собой подземелье и голову прорицателя. Покачиваясь на бархатных волнах, Герард расслабился, перестал чувствовать узкое каменное ложе, представлять многотонные пласты породы, нависшие над его телом, и ощущать раздражающий запах сырости и тлена — его заглушил пряный аромат вина и теплой кошачьей шерсти. Мягкая, убаюкивающая темнота накрыла уютным одеялом. А затем в лицо ударила волна горячего, душного воздуха.

Герард открыл глаза.

Он стоял на площади, по щиколотку утопая в грязи. Мимо прошла лошадь, таща за собой скрипучую телегу — в ней, едва прикрытые рогожей, лежали человеческие тела. Переломанные руки и ноги торчали под самими немыслимыми углами, в открытых запекшихся ранах копошились личинки мух.

С перекладины виселицы неподалеку свисали два трупа. Один — старый, наполовину сгнивший, с отпавшей нижней частью, другой относительно свежий. Под ними в груде гнилья копошились крысы. Жители соседних каменных домов, явно не страдая от смрада, открыли окна. За тяжелыми деревянными ставнями — белые занавески и красные цветы в горшках.

На другом конце площади сидели три женщины на деревянном постаменте, на головах их были железные маски. Уродливые, гротескные рыла свиньи, осла и нелепой длинноносой твари с высунутым языком покрыты пятнами крови и ржавчины. Металлические обручи стягивают череп, в круглых дырках видны испуганные, затравленные глаза.

Мимо проходящие люди в засаленных одеждах, воняющих застарелым потом и плесенью, смеются, тыча в несчастных пальцами, кое-кто нагибается, поднимает камни или комки нечистот и бросает в них.

Аякс, привстав на плече Герарда, прислушался и, наклонившись к оракулу, сказал:

— Это наказание. Маски позора. Одна красила лицо, вторая — казалась слишком умной, третья — умна недостаточно.

Прорицатель помолчал, поворачиваясь в другую сторону.

Толпа горожан собралась на берегу. Там медленно погружали в реку женщину, посаженную в клетку. Сначала она кричала и билась о прутья, затем затихла. Железная корзина без всплеска ушла в мутную зеленую воду.

— Обвинение в колдовстве, — нахлестывая хвостом по плечам оракула, произнес Аякс.

Герард молча прикрыл глаза, поворачиваясь, чтобы взглянуть на новое видение.

Огромный костер посреди площади. В пламени силуэт человека. Неподвижный черный кокон, облизанный красными языками. Безмолвная толпа вокруг.

— Сожжен за теорию множественности миров.

…Плуг крестьянина выворачивает из земли белую каменную руку, а затем тонкое мраморное тело. В черной грязи лежит прекрасная Афродита. Поверженная, но не сломленная красота. Человек вопит от ужаса и бежит прочь.

— Белая дьяволица.

Колесо с заостренным ободом обрушивается на ногу человека, растянутого на земле.

В саркофаг в виде железной женской фигуры с шипами внутри заталкивают мужчину и захлопывают дверки, кровь льется, уже не впитываясь в доски пола…

— Хватит, — сказал Герард, словно его мог услышать создатель этого чудовищного спектакля. — Я понял.

Оракул не имел права испытывать эмоции, глядя на знаки и видения, но сейчас он понимал, что его переполняет бешенство. И побороть это неуместное чувство очень трудно.

— В какой момент произошел слом? Что изменило этих людей?!