Антон Платов - Гнездо Феникса

Санька немножко стеснялся перед самим собой тех чувств, которые вызывала у него новогодняя елка (как-то несолидно для такого взрослого парня), однако отказаться от них ни за что бы не согласился.

За столом было скучно; собственно, потому Санька и загляделся на елку. Гости говорили о чем-то своем, нимало его не интересующем, а в приглушенном телевизоре неестественно радостно прыгали какие-то девицы. Санька совсем было собрался отпроситься из-за стола (благо до двенадцати было еще далеко) и поболтать по телефону с кем-нибудь из приятелей, как его ухо уловило изменение темы застольного разговора. И он остался сидеть.

Говорил дядя Толя, папин сослуживец. Говорил он что-то не очень внятное, но очень ругательное, на тему: «Зачем правительство тратит деньги на обслуживание международной космической станции?» В итоге разговор свелся к тому, что неплохо было бы вообще подсвернуть все эти космические исследования, потому что расходов уйма, а толку никакого…

Санька тихонько фыркнул – про себя, конечно.

Будучи во всех остальных отношениях подростком совершенно нормальным, он был непростительно старомоден в одном вопросе. Санька мечтал о космосе. Причем мечтал не «мимоходом», не случайно. Нет, это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Он мог навскидку сравнить технические характеристики российского «Протона» и европейской «Ариан-5» или на память перечислить полеты советских автоматических станций к Марсу и Венере. Он искренне и тяжело переживал давно позабытый соотечественниками крах советской лунной программы и мог с фактами в руках со всей безапелляционностью тринадцатилетних описать недостатки и доказать преимущества королёвского проекта «Н-1» (начинавшегося именно как носитель для лунных кораблей) перед вытеснившей его «Энергией». Правда, доказывать все это ему было некому: знакомых взрослых, связанных с космонавтикой, у Саньки не было, а его ровесников – подростков начала XXI века – интересовали совсем другие вещи.

«А вот хрен вам всем!» – подумал он и вылез-таки из-за стола.

День обещал быть жарким, хотя сейчас утренний ветерок, чуть колеблющий занавески на открытом окне, приятно холодил Санькину грудь. Со стороны Битцевского лесопарка, пышными зелеными волнами расплескавшегося у самого дома, ветер нес удивительно свежий запах молодой весенней листвы. Поднимающиеся на всхолмья Теплостанской возвышенности лесные волны были разноцветными – изумрудными и светло-салатовыми там, где росли березы, липы и старые битцевские ветлы, и темно-зелеными по ельникам и сосновым редколесьям. Санька потянулся, издав нечто среднее между сладострастным стоном и боевым мявом какой-нибудь фантастической гигантской кошки, подтянул трусы и порысил на кухню варить кофе.

Эти выходные он собирался посвятить отдыху. «Зловещий кратер Тихо», воспетый еще великолепным Саймаком, без остатка поглотил последние две недели его жизни, а между тем в Северном полушарии Земли бушевала весна, на Воробьевых горах в университетских парках зацветал жасмин, и, как всегда весной, безумно хотелось в поле, на дорогу, просто куда-нибудь в светлую даль.

Санька давно решил, что в первый же свободный день махнет на Яхрому, в любимую со школьных лет долину, стиснутую моренными холмами. По идее, проще всего было бы отправиться по Четвертому кольцу и перехватить дмитровский регулярный уже в Лобне, где Четвертое транспортное пересекается с Савеловской трассой. Дорога от Бутово до Лобни заняла бы у него минут тридцать. Однако Санька еще позавчера обещал шефу, что в понедельник рано утром все результаты и, главное, чертов разрез через борт кратера Тихо будут на кафедре, а значит, ему придется заехать в Университет и уже оттуда через весь город пилить на Савеловский вокзал.

Конечно, будь эта работа обычной, он просто скинул бы результаты по электронной почте и сэкономил бы полтора часа этого дивного весеннего утра. Однако работа обычной не была. Она была сложной – слишком сложной для того, чтобы доверять окончательную интерпретацию компьютеру. И Санька, обложившись пачками листов с расчетами, два дня ползал по расстеленным на полу ватманским листам с картами и чертежами, собственноручно вычерчивая линии геологических границ и пунктиры сдвиговых нарушений. Так что конечный результат его работы представлял собой рулон ватмана и пухлую пачку распечаток, расчетов и набросков.

Дело было не в какой-то особенной сложности объекта (хотя и геологически простым кратер Тихо вряд ли бы кто назвал). Дело было в качестве данных, которыми они с шефом располагали. Замеры магнитного поля были сделаны не по строгим и прямым профилям, параллельным плоскости требуемого разреза, а по каким-то прихотливым кривым, отображавшим на карте поездки сотрудников Станции-1 по своим делам (протонный магнитометр был просто привешен к борту транспорта, и никто на Луне не собирался гонять его специально ради прихотей ученых на Земле). Сейсмограммы локальных событий, с которыми вообще можно было работать, были сняты всего с трех расположенных в нужном районе слабосильных станций. И земная Дирекция Лунной программы пока не выказывала никакого желания забрасывать на Станцию-1 дополнительную сейсмологическую аппаратуру и отвлекать от работы людей на ее установку. Санька злился, шипел сквозь зубы, чертыхался, но на судьбу не пенял. Все-таки Станция-1 – промышленное предприятие, а не научная лаборатория, у них свои планы по добыче гелия-3 и по исследованию его перспектив. То, что РосКосмос вкупе с РАО ЕЭС (которому больше чем наполовину принадлежал весь проект «Гелий-3») вообще поддерживают «посторонние» исследования на поверхности, уже было огромным благом.

Когда Санька наконец выбрался из-под земли на Савеловской, его встретила настоящая полуденная жара (хотя не было еще и одиннадцати). Небо поблекло, утратив утреннюю голубизну, стало почти белесым, но настроения это не испортило. Санька бодро прошагал через площадь и нырнул в прохладу парадного входа вокзала.

Савеловский вокзал перестраивали одним из последних в Москве: не так уж велик был здесь пассажиропоток. Архитекторы сохранили старинный фасад здания, лишь подновив его и кое-что доработав. Зато внутри вокзал сиял никелем и массивным стеклом и поражал знатоков эргономичностью и простотой решений. Санька знакомой дорогой прошел к нужному порталу, купил билет и выбрался на перрон. Здесь тоже было упоительно прохладно: кондиционеры работали вовсю. Санька сбросил рюкзак на пол и уселся рядом с ним на скамейку ждать поезда.

Дмитровский регулярный, заменивший здесь, как и на многих других направлениях, разномастную свору электричек с трудно запоминаемым расписанием, ходил каждые двадцать минут (а в часы пик – вдвое чаще), фактически став «дальнобойным продолжением» московского метро. Он шел с остановками почти по всем пунктам, однако высокая скорость и, главное, предельно короткий тормозной и разгонный путь позволяли ему не уподобляться старинным пригородным черепахам.