Мервин Пик - Мальчик во мгле и другие рассказы (сборник)

А остаться одному в земле, где ничто тобой не узнается, – вот этого он и страшился; и жаждал. Потому что какие же могут быть исследования без опасностей?

…И вновь душевный подъем! Восторг и мысль о побеге. Побеге куда? И когда? Когда это будет? «Да ну же, сейчас! сейчас! сейчас! – послышался голос. – Встань и иди. Чего ты ждешь?»

Вот так, не оглядываясь, ничего не планируя заранее, он оставил обширный дом свой в поисках приключенья, один.

Чтобы отправиться вместе с Мальчиком в его приключение, читайте эту повесть не только рассудком своим, но и глазами и ушами, деля с ним виды и звуки, как если б вы шли за ним с кинокамерой. Ибо все здесь описано весьма живо, и, хотя читатель вряд ли мог видеть, слышать или переживать что-либо подобное, эти события в некоторых случаях суть продолжения нашего собственного опыта.

Гончие псы, описываемые в начале повести, – из одной жуткой прогулки, которая случилась у нас с мужем во Франции, в Оверни. Ночь стояла темная и давяще тихая, а мы шли по одинокой дороге – и вдруг наткнулись на высокие тяжелые кованые ворота, за которыми лежал довольно заброшенный шато. Вдоль дороги, казалось – на много миль, – тянулась каменная стена, еще выше ворот. Приблизившись к воротам, в безмолвии и мраке мы приметили множество теснящихся теней: они пытались перепрыгнуть эти ворота, слышалось лишь их натужное сопение да злое тявканье. Пока мы шли вдоль стены, твари по другую ее сторону не отставали от нас, продолжая злобную погоню. Звуки и страх, что они порождали, не отпускали нас много лет, покуда не преобразились в гончих псов, которые «сбились в стаю… под ущербною луной» и «оттесняли [Мальчика] на восток, к берегу огромной реки».

Приключение, в которое пустился Мальчик, приводит его в пугающий мир, и он боится – «его наполнила боль бестелесная, немощь столь всепроницающая, столь страшная, что, получи он возможность умереть, Мальчик тут же и ухватился бы за нее. Никакое обычное чувство не могло отыскать пути сквозь наполнившую его, все заглушившую тошноту души». Однако он изобретателен и чувствует, что способен перехитрить двух гротескных тварей, Козла и Гиену, поймавших его. Он осознает страх перед Агнцем, в каком они существуют: ненасытимую свою жажду власти тот, как узнает Мальчик, утоляет за счет не только их, но и бесчисленных неведомых существ в подземных шахтах, столетиями. Мальчик понимает: чтобы обороть слепого Агнца, одной лишь изобретательности его здесь будет маловато, но лестью и убежденьем он переманивает Козла и Гиену на свою сторону, дабы злонамеренного Агнца уничтожить.

История заканчивается для Мальчика храбро, и он вновь сбегает к берегам широкой реки, где его ждут гончие псы.

Сон ли это? Кошмар? По правде ли это все? Что оно значит?

Написан этот текст был как история, чтобы как история и читаться, но толкований у него есть множество. Некоторые читают эту повесть саму по себе и наслаждаются – или не наслаждаются – разворачивающимся пугающим приключением. Иные видят в ней религиозный смысл, а еще кое-кто – унынье нашего уничтоженного мира; есть даже те, кто считают ее нисхожденьем в черноту человеческой души, где таятся глубочайшие страхи. Для читателя повесть эта – все сразу, кое-что или вовсе ничего из перечисленного.

Книга «Когда-нибудь, никогда» вышла в Америке в 1957 году и снискала успех в виде премии «Бесконечность». «Мальчик во мгле» переиздавался в 1969 году в книге «Внутренний пейзаж». В 1971-м Пол Эликзандер адаптировал ее в короткую пьесу, которую и показывал на дневных спектаклях в театре-пабе «Голова короля» в Излингтоне. В 1974 году повесть перевели на французский.

Первая публикация: Уильям Голдинг, Джон Уиндэм, Мервин Пик, «Sometime, Never: Three Tales of Imagination», «Эйре и Споттисвуд», Лондон, 1956

Церемонии тянулись весь день. Мальчик устал. Ритуал, подобно бессмысленной колеснице, катил на своих колесах, давя и обдирая земное бытование дня.

Властитель башенных просторов, он не имел иного выбора, как только отдать себя в распоряжение должностных лиц, чья обязанность состояла в том, чтобы наставлять его и направлять. Водить взад и вперед по лабиринтам темного дома. Отправлять изо дня в день бессвязные обряды, назначение коих давно уже было забыто.

Традиционные подарки ко дню рождения были поднесены ему на золотом подносе распорядителем Ритуала. Длинные шеренги слуг проходили мимо Мальчика по колено в воде, пока он сидел час за часом на берегу обжитого комарами озера. Единственное назначение этого важного события состояло в том, чтобы испытать терпение единообразных взрослых особей, для ребенка же оно было адом.

Этот день, годовщина Мальчика, был для него вторым по трудности днем в году. Вчера Мальчик участвовал в долгом шествии по крутому склону горы – к плантации, где ему надлежало подсадить к росшим там ясеням четырнадцатый, ибо завтра, то есть уже сегодня, Мальчику исполнялось четырнадцать лет. То была не просто формальность – никто ему, облаченному в длинный серый плащ и в шляпу, смахивающую на дурацкий колпак, в работе не помогал. При возвращении он споткнулся на крутом склоне и упал, ободрав колено и порезав руку, и оттого ко времени, когда его оставили одного в маленькой комнате с выходившим на красный кирпичный двор окном, в душе Мальчика воцарилось бешеное негодование.

Впрочем, сейчас, под вечер второго дня, дня его рождения, дня до того насыщенного идиотическими церемониями, что мозг Мальчика изнывал от обилия несообразных картин, а тело от усталости, он, закрыв глаза, лежал на своей кровати.

Отдохнув немного, Мальчик приоткрыл один глаз, потому что услышал что-то вроде трепета ночницы на оконном стекле. Ничего, однако, не увидев, он уж собрался снова смежить веки, как вдруг взгляд его уперся в пятно охряной, давно знакомой плесени, раскинувшееся, подобно острову, по потолку.

Он много раз разглядывал этот плесенный остров с его фиордами и заливами, с бухточками и удивительными перешейками, соединявшими южные земли с северными. Он знал наизусть конический полуостров, который завершался сужающейся, похожей на низку бесцветных бусин чередой островков. Он знал озера и реки и множество раз проводил воображаемые корабли к якорным стоянкам опасных гаваней острова или сходил, когда волновалось море, на берег, оставляя суда раскачиваться в своем сознании, уже пролагавшем курс к другим, неведомым землям.