Сергей Шведов - Сенильная санация

Единственный кардиолог в районной больнице присел на кушетку у себя в кабинете, держась за сердце, и не выпил, а выплеснул себе в глотку мензурку валерианки, которую поднесла дрожащими руками медсестра. Главу администрации Тюленегорского района ему удалось вырвать из цепких лап инсульта буквально на самом пике гипертонического криза.

Неотложку этому несчастному председателю райисполкома вызвали сразу после грозного, даже разносного звонка из краевой администрации. Звонок был столь высокой государственной важности, что у руководителя райцентра был полный перспективный повод получить инсульт с инфарктом в одном пакете. Мало того, что чиновники из Края обвинили председателя райисполкома чуть ли не в пособничестве в раздувании мирового скандала с целью дискредитации и даже диффамации имиджа Российской Федерации в ООН, так ещё в вверенном ему районе на хозяйстве не оказалось опытных специалистов–дорожников и готовой дорогоочистительной техники.

В жуткую метель застряла в снегу на полпути к ближайшему трудовому лагерю машина начальника всей зоны лагерей соцобеспечения богадельного режима Тюленегорского района. Мороз подбирался к отметке 40 градусов. Если полковник Коноваленко замёрзнет насмерть, райадминистрации лучше было бы всем составом замёрзнуть вместе с ним, чем попадать под оргвыводы из Москвы. Коноваленко был женат на племяннице главы администрации президента Российской федерации. Поэтому самым лёгким из наказаний для районного начальства будет перевод рядовым чиновником в любой из посёлков на южном берегу моря Лаптевых.

В тюленегорском ремдормехотряде на тот момент не было на ходу ни одной снегоочистительной машины, не то что гусеничного тягача со снегорезом, чтобы вызвалить начальника всех краевых трудлагерей богадельного режима из снежного плена.

Но у Бога планов много. Глава полиции района поднажал на своего давнего конкурента из райуправления охраны живой природы, тот выкрутил яйца самым крутым браконьерам, которые по масштабам Тюленегорска числились самыми богатыми олигархами. Поговаривали даже, что с виллами во Флориде. Уже через сорок пять минут после звонка администрации из самого Края частный гусеничный вездеход выехал на дорогу к ближайшему соцтрудлагерю богадельного режима, волоча за собой огромный металлический лист толщиной десять миллиметров, чтобы поставить на него машину полковника, как на сани. Если тянуть лёгкий армейский «козлик» просто на буксире, занастевшие сугробы все мосты у машины сорвут.

— Товарищ полковник! — заорал майор, пытаясь перекричать метель. — На вверенном мне объекте усиленной охраны спецконтингента происшествий нет.

— Уйди, дурак! — оттолкнул его начальник и ввалился в раскрытую дверь КПП. — Нашёл время представляться… Веди меня в самое тёплое место и вели подать чаю. Да и ещё чего погорячей.

— Я и отчёт вам туда принесу.

— Подотрись своим отчётом! Ты мне совсем не нужен. Я к тебе капитана из особого отдела привёз. Вот перед ним и становись в раковую позу без вазелина.

— А это по какому казусу–то?

— Припомни, придурок, когда это особисты перед нами отчитывались? У служак из госбезопасности режим совершенной секретности, нас их дела не касаются. Отправляйся к нему на допрос, а я погреюсь у печки.

И майор, и полковник по соображениям секретности никак не могли быть осведомлены о причинах ЧП государственной важности, а оказались в этом административном торнадо совершенно случайно. Ядро кругового вихря зародилось полтора дня назад в редакции столичного ЦТ‑4.

Главред мельком глянул на листок с программой новостей в прайм–тайме и заорал так, что еле выдержали мембраны микрофонов:

— Этого грёбаного Шмельчука ко мне!

Желеобразное создание в цветастой кофточке с рюшами и крупными бусиками на декольте тряслось на пороге кабинета, не решаясь перешагнуть опасную черту:

— Вызывали Исидор Евлампиевич?

— Ты, пидорок, меня захотел подставить?

— Н-не понимаю.

— Читай подчёркнутое!

Редактор новостных программ трясущимися пальчиками с симпатичным маникюром взял листок и стал читать тонким голоском девушки, которая пробуется на место комментатора прогноза погоды:

— «Из мира науки. Международная математическая ассоциация отметила премией в пять миллионов долларов российского учёного Е. Шумахера за доказательство эпохальной теоремы Ференца Эстергази о шести принципах стабильности гравитонов. Вслед за этим Шведская королевская академия наук выдвинула кандидатуру Шумахера потенциальным нобелиатом в области физики за совокупность разработок, позволяющую произвести настоящую техническую революцию в области авиационного двигателестроения…» И где тут крамола, шеф? Я взял это сообщение с новостной ленты Всемирного информационного агентства прямо слово в слово. Перевод совершенно адекватный.

— Руководство ВИА пусть хоть раком станет, а я вылетать из руководящего кресла и становиться всемирным позорищем не хочу!

— Что–то не так в информашке, шеф?

— Ты знаешь, сколько лет этому Шумахеру?

— Нет.

— Профессионал мог бы и поинтересоваться — ему 63 года.

Руководитель службы новостей закусил губу и ещё более стал походить на трясущийся студень.

— Напоминаю для тупых. Десять лет назад всемирная организация здравоохранения своим неоспоримым концептом утвердила, что у обитателей стран третьего мира в пресенильном возрасте 55–60 лет наступает старческая деменция, а в постсенильном 60–65 — полный маразм. Человек делается совершенным дебилом и официально объявляется недееспособным. Поэтому в странах третьего мира, к которым принадлежит и Россия, введена так называемая «сенильная санация». Недееспособных граждан на период дожития до самой смерти изолируют от мира нормальных людей, чтобы старые недоумки не были в обузу молодым и полным сил избирателям. Заодно решаются так называемый квартирный вопрос и проблемы с безработицей.

Красиво подведенные бровки редактора новостных программ издевательски изогнулись, а на губках с татуажем появилась многозначительная улыбочка.

— Чему ты ухмыляешься? Да, мне 66 лет. Но я гражданин США, страны первого мира, а не сраной Рашки, страны третьестепенного сброда. У меня протоевропейский генотип — хромосомочка к хромосомочке, чтоб ты знал. Кроме того у меня есть французское и германское подданство. Моя принадлежность к высшей расе не обсуждается. У меня не может быть ограничения по возрасту для выполнения профессиональных обязанностей.

— Разумеется, шеф, я это как–то подзабыл.