Дмитрий Барчук - Орда

Аксаков их дожидался у себя на даче. Хотя был уже май месяц, но погода стояла не по-весеннему холодная. С утра даже шел легкий снежок, который затем постепенно трансформировался в нудный, моросящий, холодный дождь. Ни одному здравомыслящему дачнику даже в голову бы не взбрело в такую погоду тащиться на участок. Что весьма благоприятствовало планам Андрея Александровича.

Братки уже очухались и начали брыкаться. Двоих из них Юра с Серегой перетащили вдвоем. Но чтобы поднять третьего, Слона, потребовалась помощь Аксакова.

Их уложили в ряд около камина. Пришлось даже отодвинуть диван, чтобы уместилась вся компания.

– И кто же из них самый любвеобильный, Сережа? – спросил хакера бывший шеф.

– Вот этот верзила, – Извеков показал пальцем на Слона и, покраснев, признался. – Он и меня… целых три раза. Гад!

Сергей пнул Слона между ног, тот закатил глаза от боли и задрыгал ся.

– Погоди, не спеши, Сереженька. Всему свое время. Мы сперва поговорим по душам с добрыми молодцами, а кто уж не поймет, извиняйте, братцы, того в расход. Юрик, может, дадим ребятам возможность выговориться? Не возражаешь? Ну и славно. Вытащи из их поганых ртов эти тряпки, – распорядился хозяин.

– Всех порешу, бакланы, козлы позорные, петухи драные! Только руки развяжите, – завопил Слон.

– Какой же он непонятливый! – посетовал Аксаков и велел Юре заткнуть рот этому горлопану.

Остальные братки оказались сговорчивее. Они наперебой торопились рассказать Андрею Александровичу, кто их заставил его проучить. Оказалось, невелика птица, всего лишь старший надзиратель. Каждому из них он пообещал по дозе наркоты и свиданку с девчонками.

– И вы купились на такую дешевку! – разочарованно произнес Аксаков. – Эх, дурачье, дурачье! Но что же мне с вами делать? Отпустить?

Братки утвердительно закивали головами.

– Так вы ж не поймете. Мстить еще удумаете. А у меня семья: жена, дети. Я за них в ответе. Не могу я вас отпустить. И в отличие от вас, если я начинаю какое-то дело, то обязательно довожу его до конца. Заткни им рты, Юра.

Аксаков повернулся лицом к пылающему камину и стал чем-то шурудить в нем. Затем обернулся, и лежащие братки обомлели. В его руках были большие ножницы, какими режут жесть. Они были раскалены докрасна.

– Ребята снимайте штаны с этого донжуана, – приказал он Юрке и Сереге. – Сейчас мы ему женилку укоротим.

Помощники не успели и глазом моргнуть, как от Слона отлетел бесценный для него отросток. Верзила потерял сознание. А Аксаков щелкнул ножницами еще раз, и на пол плюхнулся мешочек с двумя шариками.

– Это нам с тобой на память, Сережа, – пояснил Андрей Александрович. – А теперь тащите их в огород.

Дощатый туалет типа «сортир» был заранее предусмотрительно сдвинут с выгребной ямы в сторону. Насколько помнил хозяин усадьбы, строители вырыли яму глубиной два с половиной метра. Чтобы реже дерьмо откачивать. Последнему землекопу, чтобы вылезти оттуда, специально подавали лестницу.

Первым притащили Слона. Он был сейчас без сознания и не брыкался.

– Туда его, – показывая на яму, приказал бизнесмен.

Юра и Сережа спихнули грузное тело в фекальную жижу.

Оно еще какое-то время держалось на поверхности, но потом вдруг резко стало оседать вниз и, булькнув, исчезло в яме.

– Теперь остальных туда же, – дал команду хозяин, а сам отошел к гаражу на другой конец усадьбы и закурил.

В город возвращались молча. Лишь на подъезде к своему дому Аксаков заговорил:

– Сережа, тебя будет защищать мой адвокат. Все расходы по делу я беру на себя. Мне бы очень хотелось, чтобы ты работал у меня. Я уважаю талантливых людей. А ты, Юра, вот, возьми.

С этими словами он протянул водителю туго свернутый полиэтиленовый пакет.

– Спасибо вам, ребята, – поблагодарил молодых людей Андрей Александрович, когда микроавтобус притормозил возле его особняка, и вылез из машины.

Дома он сразу же прошел в библиотеку и, не включая свет, наощупь налил рюмку «Хеннесси», выпил и закурил, развалившись в глубоком кресле.

«Вот и стал ты, Андрей Александрович, бандитом и душегубом, – шептал ему внутренний голос. – А как же твои принципы? Как же библейское «Не убий»? Сегодня ты перешел эту черту. И три загубленные тобой жизни навечно останутся на твоей совести».

– Отец, ты здесь? – заглянул в темную библиотеку сын.

– Да, Алеша, – ответил Андрей Александрович. – Проходи, садись. Коньяку не хочешь?

– Нет, папа, спасибо. Я просто давно уже хотел с тобой поговорить наедине, с глазу на глаз. Но всегда что-нибудь мешало. Я улетаю на следующей неделе. Мне сегодня позвонили ребята из Москвы и сказали, что всем разослали повестки из военкомата. Сбор в следующую среду в девять утра. Медкомиссию мы уже прошли.

– Жалко. Не смогу я тебя проводить, сын. Я же под подпиской о невыезде.

– Я знаю, папа. Но кажется мне, что ты в жизни еще больше, чем я, потерялся. Ты какой-то сам не свой стал. Может, и права мать, брось ты этот нефтяной бизнес. Не твое это. Здесь так много грязи. Займись лучше тем, что умеешь и любишь делать.

– Поздно, Алеша. Слишком велики ставки, и я слишком далеко зашел. Некуда отступать. Пойми, сын, это моя война. Ты ведь тоже собираешься на войну? А на войне всегда есть победители и побежденные. Есть жертвы. Я не хочу быть жертвой. И тебя заклинаю: не будь ею. Даже мысли не допускай, что ты можешь не вернуться. Убей десять, сто врагов, но сам выживи. Обещаешь?

– Я постараюсь, папа.

Поздно вечером снова заехал полковник. Он не стал заходить в дом, а по домофону вызвал Аксакова на улицу. Дождь все не переставал. Ли сидел за рулем своей «девятки». Андрей Александрович согнулся в три погибели и кое-как пролез на переднее сиденье рядом с ним.

– Купили бы вы себе, Стае Петрович, авто поприличнее. А то как-то несолидно: такой серьезный человек и на такой несерьезной машине, – укорил полковника бизнесмен.

Проницательный кореец улыбнулся и процитировал:

– Гораций, – удивленно и одновременно уважительно произнес Аксаков.

– Да, Квинт Гораций Флакк, – не без гордости сказал Станислав Петрович. – На старости лет что-то на античность потянуло. Люблю, знаешь ли, Андрей, перед сном полистать Гомера или того же Горация. А между прочим, правы были древние мудрецы насчет золотой середины. Я когда на джипе ездил, веришь или нет, кожей чувствовал на себя косые и завистливые взгляды. Машина у меня постоянно ломалась, в аварии попадал. А пересел на «девятку», все нормализовалось. Ну, гремит она, как таратайка. Зато никто на меня особого внимания не обращает. Я такой же, как все…