Кристина Тарасова - Карамель

— Хочу обычный черный кофе, — говорю я, а Ромео кивает в знак солидарности со мной.

— Два кофе, — отрезает он, даже не глядя на обслуживающую нас девушку.

— А еще мороженого, — шепчу я юноше и незатейливо улыбаюсь.

— Какое же? — также тихо спрашивает он.

— «Искристый бочонок».

Ромео кивает мне и вновь обращается к официантке:

— Добавьте «Искристый бочонок» в заказ.

Мой излюбленный сорт мороженого — ванильное, лакомое, сладкое; на свету красочно переливается как все эти вывески Нового Мира, и все из-за мелких расщепленных кусочков минералов, которые добавляют в него.

— А я хочу, — Ирис долго листает сенсорные страницы электронного меню, — а я хочу кофе… с молоком… и еще, — она опять тычет пальцем в экран, — еще эклер…

— Ты не следишь за фигурой? — перебиваю ее я, — то-то я начала замечать лишние сантиметры…

— Эклер «Безмятежность», — заканчивает Ирис и с явной обидой смотрит на меня. — Я не поправилась!

— Конечно-конечно, — мягко киваю я, подразумевая ее неправоту.

Вранье! — Ирис тощая как палка, скелет, обтянутый кожей, вешалка для пальто — заточка; и все это из-за постоянной рвоты от таблеток, которые помогают ей держать себя в форме после частых пиршеств. Но лишь одно замечание подруги, и Ирис — комок, огромнейший ком комплексов.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть в окно, к которому села спиной — небольшое из-за того, что кофейня находится на одном из сгибов лестничных пролетов Золотого Кольца. Здесь не получилось бы высадить искусственные деревья, не вышло бы наклеить панорамы города, терраса не украсилась бы скамьями и декоративными вазами, фонарными столбами и автоматами — тот ужас, что виднеется через угол окна, через проплешину Золотого Кольца, представляется мне и заставляет дрогнуть. Я смотрю на высоковольтную стену, раскинутую по периметру, я знаю, как она обхватывает наш город, поражает и стискивает, но почему-то более это не похоже на объятия с целью защиты; забор удушающе стягивает свою колючую проволоку и металлические прутья с хорошей проводимостью на шее моей, Ромео, Ирис, тех двух служащих и еще тысяч людей в округе. Все люди в клетке. Нет-нет, все же эта клетка спасает нас; спасает от заразы: химических дождей, радиации, метелей — прозрачная и высокая, выше любого здания в Новом Мире, с электрическими щитами-наконечниками, дабы ни одно существо не прорвалось к нам, как бы высоко не научилось летать, какую бы температуру не выдержало и как бы ни выживало на Земле.

Мой взгляд останавливается на тонких, обгоревших стволах деревьев. Те кучкой собрались на холме где-то за стеной и обглоданными морозами и ветрами ветвями машут в нашу сторону. Не машу в ответ: не приветствую. Присматриваюсь: мне хочется увидеть живое, животных, иных — нечто другое, но я понимаю, что жить там невозможно — все погибло! мы всех их убили!

Я поворачиваюсь к друзьям. Ирис оглядывает себя — должно быть, ищет лишние сантиметры. Пустой взгляд Ромео в очередной раз буравит что-то; слежу за ним — такой же пустой стол.

Опять смотрю в окно и вижу лишь холмы — мы слишком высоко, чтобы разглядеть землю. Но небо… небо за стенкой такое же серое, как и у нас. Только люди этого обыкновенно не замечают. Люди свои головы обыкновенно не поднимают — им достаточно цветных фонарей, расставленных по периметру, красочные баннеры, живописные рекламные компании, украшающие уродливый город. Да и зачем смотреть на серость над головой и черноту под ногами, когда впереди — розовые, голубые, желтые, оранжевые огни, вывески магазинов, сверкающие витрины…

Я задумываюсь о людях из Острога: видят ли они защитную стену? Способны к ней подойти? Нет… ложь! люди не живут там — это все глупые попытки иных людей совратить наш разум, возможность их поселить червя-мыслителя в наши головы и заставить волноваться. Острог — выдумки.

Выдумки?

Мне видятся огромные канавы грязи, песок, а в этих канавах протекающие отходы, темно-зеленые; и люди бегают по доскам и неустойчивым мостам — как наши, но в сотни раз меньше — от одного основания дома к другому; грязь в канавах раздувается в пузыри, лопается, обжигает голые щиколотки пробегающих подле…

— Ваш заказ. — Сбивает меня с мыслей официантка.

Она ставит на стол кофе и задумчиво глядит на меня.

— Все правильно, — киваю я, решив, что девушка забыла, кто что заказывал.

— У вас…

Она притрагивается к своему носу, а я касаюсь своего.

Отвожу пальцы — кровь. Мне становится дурно — не переношу вида крови, не переношу запаха крови, не переношу мысли о крови.

— Карамель? — зовет меня Ромео, чтобы я повернулась и посмотрела на него.

— Где уборная? — спрашиваю я и встаю, прикрывая лицо рукой.

— Налево и до конца, справа от двери «Служебное помещение», — говорит мне официантка, а потом продолжает раскладывать заказ.

Ее лицо становится вмиг серьезным, любые содрогания мышц на нем прекращаются, и вот нам предстает серьезная серая прямая вместо рта, слегка насупившийся по своей природе нос и два глаза — потухших фонаря.

Зачем я пришла сюда, почему визит наш был настроен на уродливое Логово — место обитание всего несуразного и отрешенного? Зачем без толку пялилась на умирающую Землю, когда у нас есть свой целый мир? Умирающую..? — нет, мертвую. Мертвую; какими-то мелкими и ужасающими кусками бьющуюся в предсмертных конвульсиях уже несколько сотен лет Землю. К чему представления мои захватил Острог и люди оттуда?

Я с поверхности! Я принадлежу к семье Голдман — самой богатой и влиятельной семье современности. Если не Новый Мир, то сами Голдман погубят имеющихся паразитов, они топнут каблуками своих черных, лакированных туфель прямо им по хребтам. Недруги и недуги будут устранены, отрешены, изгнаны прочь, подавлены, убиты. Голдман — убийцы, но иные — не жертвы; они излишки.

Я нахожу уборную и заваливаюсь в нее, плотно закрываю двери изнутри, и пальцы мои давят на замок. Быстро гляжу в зеркало над парящими раковинами — кровь поспешно стекает к губам. Я не пытаюсь остановить ее — медленно ползу к кабинке, всем нутром ощущая, как меня выворачивает. Тело мои успевает из последних сил завалиться, уложившись на колени, и меня рвет. Стены, потолок, пол — везде эта чертова панорама чертова города, чертова паутина без видимого, но ощутимого хищника, чертово логово зверей из Острога и зверей Нового Мира — единых.

Карамель Голдман сидит в общественном туалете некой забегаловки с двойственным названием, кое не должно присутствовать на верхних этажах Золотого Кольца и в Новом Мире вовсе, сидит и наблюдает за убитой жизнью — позор и травля! я угнетаю себя за это. Мечтаю о выходном, от которого отказалась по собственной, не присущей мне глупости.