Андрей Измайлов - Весь из себя!

Мареев прямо-таки воспрял. Газировка уверенности вскипела и ударила в голову. Не нужен ему никакой «Око»-рок! Ему Таисия нужна. Вы все сюда в гости пришли, а она тут работает. Она тут как дома. И он пришел к ней. Как к себе домой. И — на задний план все неприятности: с работой, с Адой, с Танькой. Потом, потом. Еще успеет намаяться. А пока…

Он поднялся на второй этаж. Здесь было малолюдней. То есть просто никого. Коридор, методкабинеты. Он толкнул ладонью знакомую дверь. Мельком посмотрел на руку. Какой еще се-то-кан? Нормальная рука! Чем таким вызвала уважительность?!

Таисия сидела одна в кабинете. Спиной к нему, лицом к окну. Чашки берушей глушили шумы. Немудрено, что она — в берушах. Слева за стенкой истошно имитировали семейный скандал мим-клоуны из «Лицеедов». Справа детский хор звеняще уверял: «Лучше хором! Лучше хором!» Сверху батутно прогибался потолок. Туп-тутуп-туп! Группа «Стройность» аэробировала весомо, грубо, хоть и незримо. Снизу били упругие басовые — «Око»-рок настраивался на новую волну перед выходом на сцену.

Вокруг Таисии громоздились ящики, плелись провода, пунктирно мигали индикаторы. Как же, как же: «У нас подростки, и каждый требует…» А она сиди тут среди музыкальных шкатулок и дежурь от сих до сих. Методист, работа. Уже вечер, уже скоро ночь, а она тоскуй в берушах и смотри своими колодезными глазами в пустое окно. Бе-едненькая.

Это Мареев от газированной уверенности и от «руки на затылке»: «Бе-едненькая». До сего дня он ее боялся. Не ее, а Липы, Люськи, Ады. Всех и каждую. Обжегшись на молоке. И вел себя с Таисией как с памятником — снизу вверх. Принося к постаменту знаки преклонения — вот Ящик принес… И все ждал безнадежно, когда оттает? Разве она может оттаять, если она памятник? А тут что-то повернулось в Марееве — она сидела одна среди кубического, тяжелого, многомощного железа. Она сидела, обхватив себя за плечи, то ли прячась, то ли защищаясь. И беруши торчали чебурашьи. И Мареев смотрел на нее уже сверху вниз. Как на Таньку.

Танька. Таня. Тая. Символично! Никакая она не Таисия. В Таисии есть нечто мраморное, отчуждающее. Она — Тая! Та-ая. Бе-едненькая.

Мареев мягко поставил сумку с Ящиком на пол. Подкрался. И (никогда раньше не смог бы, не посмел — разве можно так с памятником?!) накрыл ее глаза — угадай.

Она вздрогнула и рывком сбросила его пальцы. Мгновенно, по-птичьи, оглянулась.

Мареев улыбнулся, стараясь, чтобы получилось не виновато, а утешающе. У него получилось. Судя по Таисии. Да, когда она только повернулась, это была Таисия. Мраморно-отчужденная. Потом — удивление на дне «колодцев». Потом — Тая. Он все улыбался. Не только утешающе, но и покровительственно.

Она сняла чашки берушей, волосы рассыпались серебряным дождем… Откуда это? Ах, да! «Мертвые не потеют». Фу, какая штамповка!

«Звезда-Трех-Миров»… И никаким не серебряным! И, храни нас бог от ассоциаций, не рыжим! Русым. Но рассыпались. Красиво. Интимно. Будто не беруши, а заколку сняла. Та-ая…

— Есть предложение послушать хорошую музыку! — подчеркнул Мареев «хорошую», не меняя улыбки.

— Где? — скованно спросила она.

— У… меня, — Мареев мысленно схватился за голову. Что же такое он говорит?! Он-то имеет ввиду: у меня — мол, Ящик тут у меня. Но Тая может истолковать, как… А как еще можно истолковать?! И не говорил он ей раньше ничего подобного. Скажешь такое памятнику — тот не поленится, сойдет с постамента и приложит каменной десницей по наглой роже.

Тая моментально превратилась в Таисию. В «колодцах» заплескалось едкое.

Мареев застыл. Будь что будет. Наглая рожа, так наглая рожа. Сказал и сказал. Отступать поздно, смешно и некуда.

— Вот так сразу? — с защитной усмешкой спросила она.

— Ну, нет! Сначала поужинаем! — нахально перешел он в наступление. Пропадать, так с музыкой и на сытый желудок.

— У нас бар закрыт. И кафе тоже. Весь первый этаж… — менее скованно сказала Тая. Да, снова стала Таей. И как бы извиняясь: — «Око»-рок. Давка будет. Вот и перекрыли…

Она нагнулась, выдвинула из-под стола холщовую сумку:

— Нам сегодня набор дали. Тут банка кофе. Растворимый. Правда, наш… Томаты, консервы… В городе тоже все уже закрыто… Только вот где бы хлеба?.. — переложила пакеты покомпактней и подняла голову. Сама готовность!

Мареева залихорадило. Вот так и все?! Так просто?! Она с ним никогда подобным образом не говорила. И не смотрела… Да, но ведь и он, в свою очередь, не… Он никогда не позволял себе столь утешающе-покровительственно говорить и смотреть. Опять плохо?! Опять не устраивает?! Да нет же устраивает! Но чтобы вот так, просто… А если трезво рассудить, оба они давно вышли из школьного возраста и школьных представлений о… Хотя сейчас у школьников представления весьма… хм! Вот и радуйся. И веселись!

Мареев и радовался. До лихорадки в конечностях. Хлеб — ладно! Остальное — у таксиста! Это Мареев берет на себя. И куцую квартирную обстановку — тоже. И тесный спальник — тоже. Разве это главное?! Главное, что Таисия стала Таей. Главное — уверенность! Буря и натиск. И плевать, что пуговица на соплях.

— Пошли! — сказал Мареев. Получилось властно. Так и надо.

— Пошли, — отозвалась Тая тоном птенца под крылом.

Они пошли. Мареев легко закинул холщовую сумку с продуктами на плечо и, шалея от собственной смелости, приобнял Таю. Так и пошли. Сквозь пустынный зимний сад (юношество утекло в зал, «Око»-рок начинался), сквозь парней с повязками, сквозь толпу неудачников-безбилетников.

Сейчас — в такси, на заднее сиденье. А Ящик, чтобы не мешал… в багажн…

А где?! Черт! Совсем обалдел на радостях. Там оставил, в методкабинете. И пусть! Не возвращаться же. Примета плохая. В конце концов, Ящику место среди ящиков. Все равно без усилителя, без, хо-хо, имплифайера — толку от него никакого. А место Таи — рядом с Мареевым. И никакого усилителя, никакого, хо-хо, стрэнгсера ему не надо! Завтра, завтра она музыку послушает. Завтра он такую программу в Ящик заложит! Музыка сфер! А нынче они как-нибудь обойдутся.

— Только давай обойдемся без музыки? — просяще сказала Тая. — У меня от нее весь день… — и зажала уши с наигранным ужасом. Подтанцовывала в ожидании такси. Совсем-совсем Тая, а не Таисия!

— Давай! — согласился Мареев, внутренне возликовав: знала бы она, что ее ждет завтра! Какой подарок!

Знал бы он, что его ждет сегодня! Какой подарок!

— Ты совсем другой…

«Еще бы! Сам себя не узнаю!» — промолчал Мареев, внимая музыке сфер.

— …Не то что некоторые…

«Куда уж некоторым!» — промолчал Мареев, отметив: и банальности могут ласкать слух.

— …Настоящий! Пришел — и сразу никаких! А то есть такие… ходят кругами, ходят. Тьфу! Вот есть один — месяц как надоел. Все Ящик какой-то уникальный делает. Думает, что осчастливит! Да я на дух не выношу всю эту аппаратуру! А он на ней чокнулся и мне все обещает. Да если бы не мои охламоны из ДЕМОСа, я бы давно послала его знаешь куда?!