Геннадий Марченко - Перезагрузка или Back in the Ussr (трилогия)

Да, были и такие, в семье, как говорится, не без урода. Но большинство все же честно проливали кровь на полях сражений за то. И сейчас эти ветераны, украсив грудь медалями и орденами, многотысячной толпой собрались здесь, у монумента Боевой и Трудовой славы.

Как мне услужливо напомнила моя профессиональная память, идея монумента возникла после того, как в 1968 году ветераны и участники войны начали собирать в один список имена всех погибших в Великой Отечественной Войне пензяков. Уже была собрана информация о 114 тысячах павших, когда возник вопрос, что делать дальше с этим списком? В царские времена в память о жертвах войны строили часовню или церковь. Но сейчас-то, в эпоху развитого социализма и всеобщего атеизма, такая затея не прокатит.

Второй секретарь обкома КПСС Георг Мясников, получив информацию о сборе имен скорбного списка и об идее строительства монумента, заявил: «Надо памятник ставить! И не только тем, кто погиб, но и тем, кто ковал победу в тылу. Памятник для всех…». Вот с его подачи работа по возведению памятника Победы и закипела.

Конкурс на проект памятника выиграли скульпторы из Ленинграда. Как-то мне попали в руки характеристики монумента: «Солдат и мать с ребенком на руках, который держит позолоченную ветвь, олицетворяющую торжество жизни. Выполнен в бронзе Высота – 5,6 м, установлен на постаменте высотой 1,75 м. Пандусы, окружающие памятник, в общем ансамбле имеют форму 5-конечной звезды. В одной из стен пандуса – ниша. В ней – книга с именами воинов пензяков, погибших в ВОВ».

Строительство памятника, начавшееся в 1973 году, стало поистине народной стройкой. Ведь монумент возводили не только за счет государства, но и на добровольные пожертвования многих пензяков. Оказалось, что и Валентина, как и практически все ее коллеги, скидывалась на монумент. Так что она имела полное право с гордостью находиться в рядах пришедших сюда отпраздновать юбилей Победы.

По такому поводу был устроен митинг с участием первых лиц города и области. Из динамиков неслись поздравления, пожелания мирного неба надо головой, и заверения, что советские люди не хотят войны, но если будет нужно, то мы все как один…

С демонстрации пришли уставшими, и принялись за праздничный обед, приготовленный Валентиной по такому случаю. Уже тогда салат оливье являлся неотъемлемой частью праздничного застолья. Подняли по бокалу вина. А еще мне понравилась газировка в бутылках, не сравнить с тем, что стали продавать в будущем в пластиковых полторашках.

А вечером понедельника я садился в купейный вагон фирменного поезда «Сура».

Если в мое время сесть на поезд без паспорта было нереально, то в эпоху застоя проводницы документы и не думали проверять. Понятно, ни о каких чеченских террористах тогда и речи не шло. Другое дело, если вдруг в Москве попаду под проверку документов… Но я наделся, что такого не случится.

Место в купе я занял первым, вскоре ко мне присоединилась семейная пара. Мелковатый муженек рядом со своей дородной супругой смотрелся довольно забавно. Зато Вера Николаевна – как представилась женщина – сразу заняла собой все пространство. И не столько физически. Она тут же развила бурную деятельность, заставив стол традиционным пищевым набором советского пассажира: хлебом, жареной курицей, вареными яйцами, зеленым луком со своего подоконника и картошкой в мундире… Разве что помидоров с огурцами не хватало – но не сезон. До кучи украсила натюрморт настойкой из черной смородины, которую в своей деревне якобы делает ее папаня.

– И рюмки захватила, – сказала Вера Николаевна, вынимая из своей необъятной торбы аккуратно упакованные стопочки под спиртной напиток. – А то ж не стаканами настойку-то хлестать.

Пришлось и мне выложить свои припасы, заботливо укутанные в целлофан Валентиной.

Муженька соседки по купе звали Иван Алексеевич, тот, кажется, так ни разу и не открыл рот, зато то и дело подливал себе в рюмку из бутылки, пока его не одернула супруга. Рассказала, что едут они в гости к дочке, которой посчастливилось выйти замуж за москвича, работавшего водителем троллейбуса. Я признался, что написал пару книг и вот везу их пристраивать в издательства. Вера Николаевна тут же заинтересовалась, о чем произведения. Пришлось вкратце пересказывать.

– Напечатают – обязательно куплю, – заверила бойкая дама.

На станции «Белинская» в Каменке к нам подсел четвертый пассажир. Хмурого вида дядька молча забрался на свою верхнюю полку и отвернулся к стене. Кстати, всегда удивлялся, почему в Каменке станция называется «Белинская», ведь город Белинский (по-старому Чембар) – центр соседнего района.

Мы еще немного тихо посидели, после чего Вера Николаевна приказным тоном объявила отбой. Перед сном я сбегал в туалет в конец вагона, после чего с чистой совестью и столь же чистым мочевым пузырем забрался на свою полку. Перед отходом ко сну проверил содержимое сумки, убедился, что деньги, рукописи и «ридер» на месте, пристроил ее в углу, прижав подушкой, и вскоре провалился в сон.

Москва встретила нас солнечной погодой. Вера Николаевна с супругом сердечно со мной попрощались, отправившись с Казанского вокзала по своим делам, а я спустился в метрополитен. От «Комсомольской-кольцевой» проехал две остановки до «Новослободской», поднялся наверх, и через десять минут пешего хода был на Сущевской, возле парадного крыльца издательства «Молодая гвардия».

Накануне отъезда из Пензы я потратил почти пятнадцать рублей на междугородные переговоры, узнавая в справочных телефоны издательств, и донимая ответственных литературных сотрудников. Первым делом отзвонился в «Художественную литературу», но там меня огорошили известием, что издают только зарубежных и русско-советских классиков. Так что шансов пристроит хотя бы одно из двух произведений у меня практически ноль. На прощание посоветовали попробовать удачи в издательстве «Молодая гвардия». Те печатают и молодых прозаиков-поэтов, к тому же в их ведении находится несколько журналов. Так же порекомендовали заглянуть в журнал «Юность», там вроде бы приветствуются молодые авторы. Не в смысле возраста, а в смысле известности, хотя и в свои 35 лет я в любом случае, наверное, считался бы молодым автором.

Таким образом, я дозвонился и в «Молодую гвардию», и в «Юность». В обеих редакциях предложили привезти рукописи, но ничего не обещали. Но почему-то я был уверен, что произведения Пикуля и Астафьева по-любому их заинтересуют.

В «Молодой гвардии» меня препроводили к завлиту – подтянутому, слегка седоватому Иннокентию Сергеевичу Блохину. Тот резво встал из-за стола, протянул мне руку, предложил садиться. Поинтересовался, что за вещи я им привез, заодно попросил рассказать вкратце о Пензе, чем живет провинциальный город, тут же вспомнив какую-то ничего не значащую историю, связанную с моим городом.