Геннадий Марченко - Перезагрузка или Back in the Ussr (трилогия)

Это как понимать, товарищ Губернский? Что вы хотели этим сказать?! ЧТО вы покажете, и кому это ИМ?!!

Пунцовый Памфилов выдохнул, и одним глотком ополовинил граненый стакан воды.

– Ну а песня про негра вообще ни в какие ворота не лезет, товарищи! Судите сами:

«Только мертвый негр не идет играть в баскетбол». Или это: «Только мертвый негр хип-хоп танцевать не идет». Я не знаю, что за хип-хоп имел ввиду наш… хм… начинающий режиссер, но это же прямое повторение утверждений западных расистов, что якобы негры не способны ни к какой интеллектуальной деятельности и все их достижения ограничены отдельными видами спорта и примитивными танцами! А вот это еще «лучше»:

Памфилов еще одним мощным глотком добил стакан, по граненой стенке которого теперь стекала вниз одинокая капля влаги.

– По-вашему, товарищ Губернский, негры настолько тупые, что ими с помощью там-тама можно управлять как угодно?! Да любой американский расист из Ку-Клукс-Клана или сторонник апартеида из ЮАР с удовольствием под этим подпишется! Да и вообще, если приглядеться к, так сказать, «творчеству» Губернского, то за исключением пары-тройки вещей оно выглядят крайне сомнительно! Пошловатые песенки, без особого смысла и идейного содержания, а из литературных произведений в основном пресловутый цикл про Фандорина, где главным положительным героем выведен царский сыщик, цепной пес антинародного прогнившего самодержавия!

А вот это он зря! В аудитории, напряженно слушавшей речь Памфилова, проявилось явное недовольство. Кто-то с задних рядов даже выкрикнул вполголоса: «Не трожь Фандорина!» Похоже, среди собравшихся оказалось немало фанатов похождений Эраста Петровича.

Видя, что сообщник несколько заблудился и свернул не туда, в дело тут же вмешался Брецис. Несмотря на свои прибалтообразные внешние данные и ФИО, по-русски он говорил нормально, без характерной для прибалтов тормознутости, акцента, растягивания слов и перерывов между фразами.

– Товарищи! Мы здесь не обсуждаем литературные и музыкальные произведения Губернского. Это забота Союза писателей и Союза композиторов. Мы обсуждаем поведение Губернского на Кубе, которое далеко выходит за рамки обычного пьяного дебоша! Это дело политическое, товарищи, которое может сильно повредить отношениям нашей страны и братской Кубы! Ведь на Кубе, товарищи, негры составляют около трети населения и еще примерно четверть мулаты. И всем им, безусловно, совсем не понравятся расистские и оскорбительные выпады в так называемых песнях Губернского. Учтите, товарищи, что кубинский народ до революции натерпелся от оскорбительного и пренебрежительного отношения американских расистов, и очень чувствительно относится к подобным вещам. А по поведению Губернского они судят обо всем советском народе! Своими песнями и вообще поведением Губернский нанес большой ущерб внешней политике нашей страны и дружбе СССР и Кубы! И это не может оставаться безнаказанным!

– Совершенно верно! – поддержал взбодрившийся Памфилов. – Я считаю, что таким Губернским не место в таком учебном заведении и вообще в советском кинематографе! Вспомните слова Ленина, товарищи! Из всех искусств для нас важнейшим является кино! Мы не можем доверять людям вроде Губернского такой важный участок идеологического фронта!

Затем снова выступила Трушина, которая в целом повторила речи Памфилова и Брециса.

Комсомольская секретарша Юля тоже высказалась в обвинительном ключе, но как-то очень неубедительно. Было полное впечатление, что она и сама не верит в то, что говорит.

Выступление Лозинского несколько выбивалось из общего обвинительного тона. Он признал, что Губернский, конечно, сильно виноват и заслуживает наказания, но с другой стороны, помимо сомнительных и даже просто возмутительных произведений, у него есть и вполне патриотические вещи: «Марсианин», «Крейсера», «Крепость на Суре», «Знак Беды», «Пираты 20-го века»… И вообще, Губернский талантлив, такими людьми не стоит разбрасываться.

На это тут же возразил Памфилов, заявив, что прежние заслуги, так же как и талант, не являются индульгенцией на все случаи жизни…

Все это я слушал уже вполуха. В голове свербила мысль: «Громыко, гнида такая, вот за что?! Что я ему-то сделал? Это ведь он прислал этого сволочного референта! Без его санкции наверняка этот Брецис и не подумал бы лезть во ВГИК! Да и стукнули обо всем наверняка посольские! Кто из этих сволочей тогда присутствовал в ресторане? Хоть убей, не помню! Сначала не заострял внимание, поинтереснее люди были, а потом не до того стало.

И этот комсомольский хлыщ!.. С чего он-то так ярится? Нежели в его конторе что-то пронюхали о моих предложениях Машерову насчет ВЛКСМ? Что теперь будет? Можно, конечно, обратиться к Петру Мироновичу, или даже Цвигуну… А если не помогут? Вдруг у них там в политбюро какие то свои игры, и ради них меня принесут в жертву МИДовцам и комсомольским аппаратчикам? Если выгонят из ВГИКа с такими обвинениями, то о карьере в кино и на ТВ можно забыть. А там и из Союза писателей и Союза композиторов до кучи турнут! Песни запретят, книги печатать перестанут. И пойдешь ты, товарищ Губернский, снова в грузчики к родной жене. Это если ее с таким мужем на работе и в партии оставят. Хотя, вроде гнобить за мужа не должны, не те времена. Еще Сталин говорил: „Сын за отца не в ответе“. Тут пусть и не сын, хотя такой имеется, но все же… Но с дачи в Переделкино однозначно выкинут. Хорошо еще, квартиру успел купить! А то остались бы с семьей на улице. Да, невесело может закончиться ваша карьера, гражданин попаданец».

Пока в моей голове крутились все эти грустные мысли, выступления закончились и Трушина собиралась поставить на голосование вопрос о моем отчислении. Блин, ну не свинство? Осталось учиться всего-ничего! А сомнений в результатах у меня не было. Кто-то, возможно, будет против, но большинство наверняка предпочтет не ссориться с начальством.

И тут вдруг от входа в актовый зал раздался голос:

– Я попросил бы не торопиться с голосованием, товарищи!

Я увидел вошедших в зал Бориса Михайловича Хессина и Метелкина, которые шли к трибуне. На лицах ареопага в президиуме было написано удивление. Хессина тут многие знали, а вот майора практически все видели впервые и гадали, что это за тип в невзрачном, но строгом костюме.