Анастасия Баталова - Исполнитель желаний (СИ)

За прилавком, на котором были выстроены безупречно правильные пирамиды из одинаково глянцевых и круглых яблок, томатов и апельсинов, заложив руки за спину стояла Магдалена. Она осталась почти такой же, как в тот день, когда он видел её в последний раз, и хотя годы шли, она всё ещё походила на девочку. Но это было очень грустное сходство, потому что на лбу и переносице у «девочки» появились теперь мелкие морщинки, а во всем лице её проявилось выражение вечной усталости женщины, задавленной бытом, которой совершенно неоткуда ждать подмоги. На ресницах у Магдалены как и прежде комочками трогательно и жалко лежала тушь. Волосы, крашенные в жёлтый, жесткие точно зубная щетка были убраны простой резинкой в пучок на затылке.

Билл протиснулся к самому прилавку и стал смотреть на эту замученную старую девочку… Он не надеялся быть узнанным ею. Просто наблюдал. Магдалена вскоре обратила на него внимание.

— Желаете чего-нибудь? Яблок? Очень сладкие…

— Да. Пожалуй, яблок. Сладких. — Ответил Билл автоматически, просто повторяя за нею; ему отчего-то захотелось ещё раз проговорить те слова, которые только что выпустили на волю её губы, прочувствовать их вибрацию снова…

— Ты?.. — спросила вдруг Магдалена, словно испугавшись. Она близоруко сощурилась, пытаясь разглядеть его получше, и Билл сразу понял: узнала. Но её тут же отвлекла какая-то пожилая крикливая женщина:

— Так вы будете взвешивать мне помидоры?!

— Секунду. Я сначала взвешу молодому человеку яблок. — Магдалена кивнула в сторону Билла.

— Он тут не стоял! Без очереди протиснулся! — возопила женщина.

— Прости меня, — сказал Билл так тихо, что Магдалене пришлось читать по губам.

— Здесь не поговоришь толком… — она глядела ему в лицо своими лучистыми глазами, выделяя это лицо из толпы, освещая его как фонариком лучом своего доброго отношения, — я заканчиваю в шесть.

Билл не успел ничего сказать, Магдалена сунула ему яблоки и повернулась к жаждущей помидоров женщине. Какой-то тип с бряцающей телегой, нагруженной пустыми ящиками, толкнул его.

— Чего разинул хайло, мажор? На небо смотришь? Нашел место! Уйди с дороги.

Толпа оттеснила Билла от прилавка. Он больше не видел Магдалену. Только её жёлтая макушка, как поплавок, иногда появлялась над грудами овощей и фруктов. Только сейчас Билл вспомнил, что она не взяла с него денег за яблоки. Забыла. Яблока было два. Он взвесил их на ладони. Бордовые. Блестящие как новая парниковая пленка. Он сунул их за пазуху.

5

Билл пришел на рынок снова к шести часам. Палатки уже закрывались. Торговки убирали товар: бережно укладывали фрукты и овощи в плоские фанерные ящики, накрывали их картонками, ставили друг на друга, опускали вниз плащевые занавесы палаток и застегивали их на молнии. Билл встал в стороне, дожидаясь Магдалену. Она торопливо завершила свои дела, и, облегченно выпрямившись, после окончания рабочего дня словно расправившись, раскрывшись, как цветок, принялась высматривать в поредевшей толпе Билла. Она сразу увидела его и, помахав, побежала навстречу. На ней была лёгкая светлая ветровка, простая цветастая юбка и резиновые сапоги. Болтаясь на её маленьких ногах, они глухо постукивали.

— Почему ты больше не работаешь в том ларьке на нашей улице? — спросил Билл.

— Это долгая история, — Магдалена отмахнулась, — его пришлось продать за долги… Давно уже. Эдвин играл с каким-то жульём в карты и… — на несколько мгновений она умолкла, словно устыдившись того, что сказала, потом продолжила, в этой своей милой торопливой манере, вызывающей у Билла невольную улыбку, — Эдвин ведь работать совсем не может, нервный он, одно время пытался устраиваться, но всюду не выдерживал, то его оскорбляют, то тяжело ему, то платят мало… Я одна семью кормлю… — Магдалена улыбнулась грустно, и взглянула на Билла с какой-то необъяснимой и оттого еще более обидной укоризной. — У тебя-то, поди, один костюм стоит столько, сколько мы за год проживаем…

— Пойдем посидим где-нибудь, чаю выпьем… не на проходе же тут стоять, болтать? — предложил Билл, стараясь держаться как можно проще.

— Нет, не стоит. Не нужны мне милости… Я не совсем уж голодная оборванка… Поговорить и на лавочке можно.

Билл смутился. Его поразило то, как сильно теперь стеснялась Магдалена перед ним своей бедности.

И он сказал:

— Ты забыла с меня взять за яблоки, поэтому я, вроде как, должен… Это не будет «милость».

— Ладно, тогда. Только не очень долго. Мне нужно ещё купить продуктов домой, Эдвин не ходит по магазинам, у него спину ломит, защемление нервов…

— Я помогу тебе их принести, — предложил Билл, — семейство то, небось, большое.

— Он, я, и трое ребятишек.

Зашли в грошовую пышечную, находившуюся сразу за воротами рынка. Билл решил не смущать Магдалену каким-либо приличным заведением, чтобы она не чувствовала себя там как нищенка на балу. Перекусили, запив ароматные тёплые пышки дрянным растворимым кофе с молоком. Магдалена заторопилась.

— Эдвин всегда волнуется, если долго меня нет, нервный он, и Тобаска плачет, младшая дочка, три месяца, я недавно её от груди отняла, пришлось, на рынок ведь с нею ходить никак невозможно, а денег нет.

— Я тебя подвезу, — сказал Билл сразу, — сэкономишь сегодня на метро.

6

Выходя из его автомобиля с тонированными стеклами, Магдалена с непривычки зажмурилась от яркого вечернего солнца, улыбнулась смущенно и как-то жалко и снова будто бы стала семнадцатилетней. Глядя на эту женщину, Билл чувствовал, как сжимается у него под дорогим пиджаком сердце, с каждой минутой всё сильнее…

Магдалена затащила его в один из супермаркетов эконом-класса, которых в этом районе Города было много, а в Центре не было вообще; здесь продавали продукты для бедных: плотную серую булку, мягкую желеобразную колбасу непонятного вкуса, лапшу «залей кипятком», картофельное пюре в стаканчиках, заменители молока и творога на основе растительных жиров…

Магдалена резво шныряла между рядами, на ходу бросая в корзину всё самое дешевое. Биллу пришлось уговаривать её взять для детей свежих яиц, более-менее приличного мяса и шоколадных конфет за его счет. Он расплатился, взял пакеты и понес к машине.

Семейство Магдалены обитало в одном из самых бедных кварталов, на улице Деревянных Монет, более глубоким дном считались только Заброшенные Верфи, но там обитала совершеннейшая голь, кормившаяся незаконной торговлей, милостыней или воровством, и люди, у которых были хоть какие-то заработки, с презрением обходили эту часть Города.

Билл медленно ехал сквозь грязные дворы. Низкие облупившиеся дома глядели на него неприветливыми глазницами тёмных окон. Он смутно узнавал места, так, словно уже был здесь когда-то очень давно, будто бы в другой жизни… «Старик, — вспомнил он внезапно, — добрый пьяный старик, спасший меня в ночь побега от книжницы… Кажется, он жил в одном из этих кварталов.»