Анастасия Баталова - Исполнитель желаний (СИ)

— Кстати, он просил передать тебе какие-то извинения…

— Кто? — не поняла Кира. Она не придала большого значения последней фразе Билла и не глядя на него сосредоточенно искала что-то в ящике стола.

— Господин изобретатель, естественно, — Билл снабдил своё пояснение премерзкой ухмылочкой, — я даже боюсь предположить за что, — прибавил он многозначительно.

— Иди к чёрту, Крайст, — спокойно отозвалась Кира, продолжая рыться в своём ящике.

— Сейчас, адрес у меня есть, — парировал Билл, — только что мне ему передать при случае, Мике в смысле, а не чёрту?

— Передай ему, что извинения приняты, — произнесла Кира, наконец оторвавшись от поисков и взглянув на Билла с мягкой улыбкой.

Биллу эта улыбка явно не понравилась. Уж больно она была загадочная, ёмкая, значительная. Слишком личная улыбка, за ней скрывалось, вероятно, что-то немного большее, чем просто случайное приключение. Мика перед внутренним взором Билла снова сопел, утопая в белоснежном гостиничном белье. Он хмыкнул, а Кира, добивавшаяся именно такого эффекта своей преувеличенно мечтательной интонацией, ловко вернула ему шпильку:

— А ты, я смотрю, ревнуешь, Крайст.

Она шутила, и оба это понимали, на лице её цвела задорнейшая из улыбок, Билл улыбался тоже, но чувствовался холодок в этом их легкомысленном веселье; обоим стало вдруг неловко, так, словно в комнату внезапно вошёл кто-то, над кем они только что смеялись, Кирочка отвела глаза, а Билл повернулся и решительно направился к двери.

— Пока, — бросил он на ходу, — совсем забыл, что надо заехать ещё в одно место.

Кира недолго проводила его взглядом и продолжила копаться в столе. Она искала заколку.

11

Похолодало. Дни потянулись всё чаще туманные, хмурые, осенние. Мокрые цветные листья липли к асфальту словно фигурные наклейки. Начался учебный год. Толстый Томми сидел теперь за партой один, грустно глядел в окно, где медленно редели в течение первого урока сумерки, и лениво покручивал в руке карандаш.

Однажды на большой перемене к нему подошла Хильда. Почему-то одна, без красивой медлительной Роны, своей неизменной спутницы.

— Слушай, толстый, — нерешительно начала Хильда, растягивая и без того узкие губы в смущенной гримаске, — ты можешь мне сказать, что с Эрном стало. Только по-честному. Я слышала, что он пропал, но мне бы хотелось поподробнее…

— Ну откуда я знаю… — прогнусил Томми, за лето он немного вырос и голос у него заметно огрубел, — ко мне всего один раз подходила по этому поводу девушка из полиции. Спрашивала. Ищут его, наверное.

На этом разговор можно было считать оконченным: Томми ничего не знал о своём пропавшем друге, и других общих тем Хильде нащупать тоже не удалось, поскольку учёбу обсуждать не тянуло, а о личном подростки до этого говорили мало, в силу особенностей переходного возраста немного стесняясь друг друга. Она отошла и, встав у окна, занавешенного розовым тюлем принялась смотреть на улицу.

Прошла неделя. Томми возвращался в один из дней домой: он шёл из школы нагруженный изрядно вспухшим спортивным рюкзаком, пыхтел и бормотал что-то себе под нос.

Неожиданно кто-то догнал его и придержал за рукав.

Томми испуганно обернулся. Это была Хильда. Толстячок уставился на неё непонимающими глазами. В первую секунду он даже немного испугался: чего может хотеть от него эта некрасивая девочка с длинным ртом и тонкими рыжими косичками на совсем круглой как мяч голове?

Вид она имела весьма серьёзный и даже решительный.

— Вот что, толстый, — сказала Хильда, — скажи мне, ты друг Эрну или просто такой равнодушный слизняк, который всегда безропотно принимает обстоятельства и даже не пытается ничего изменить?

— Дддруг… — чуть слышно пробормотал Томми, с тревогой ожидая последствий такого определения их с Эрном взаимоотношений, он ведь не знал пока, как именно ему предстоит отвечать за это слово, но безошибочно чувствовал, что отвечать придётся. Друг — очень серьёзное слово, мощное. Просто так его не произносят.

— Ну а если друг, то ты поможешь мне, — с непоколебимой уверенностью провозгласила Хильда.

Томми замер: случилось то, чего он больше всего боялся — наступила ответственность.

— Мы будем сами искать Эрна! Раз менты не справляются, так ну их к черту, сами всё доделаем, без них! Ты ведь хочешь спасти своего друга?

Толстячок смотрел на Хильду недоуменно и с опаской, часто моргая глазами за толстыми стеклами очков. Мама всегда говорила ему, что никогда нельзя браться за то, чего не умеешь, тем более не следует ввязываться в какие бы то ни было сомнительные или рискованные предприятия, да и вообще лучше держаться подальше от людей, которые их затевают…

— Ну так что? Ты со мной, или ты трус? Сопливый маменькин сынок? — Хильда резко дернула рукав не по погоде тёплой курточки Томми.

Он обиделся:

— Я же столько раз просил не смеяться над моим насморком! — и тут же достал из нагрудного карманчика носовой платок и громко высморкался, — он хронический! — почти с гордостью объявил Томми, запихивая платок обратно.

Хильда явно затевала нечто сомнительное и, вероятно, даже опасное. Мама бы этого точно не одобрила. Томми снова взглянул на девчонку.

Во всем её облике, от кроссовок до самых кончиков тугих косичек сквозила какая-то загадочно притягательная решимость — Хильда прямо пропахла, пропиталась насквозь невероятными детективными приключениями, какие бывают разве только в кино. А ведь он, Томми, так хочет стать полицейским! Мама в этот момент немного подвинулась перед его внутренним взором, уступая место лихой Хильде с пистолетом заткнутым за пояс форменной клетчатой юбочки.

— Я согласен! — радостно-обреченно, будто перед прыжком в ледяную воду, выдохнул наконец Томми.

12

— Вот что, толстый, — задумчиво бормотала Хильда, стоя возле забора, окружающего особняк Магистра, и с надеждой глядя на ветвь старой черешни, склонившуюся над тротуаром, — чтобы попасть в сад нам нужно зацепиться за это дерево.

— А оно не обломится? — сомневающимся тоном спросил Томми.

— Под тобой и баобаб треснет, — усмехнулась Хильда, — я полезу сама, а потом открою тебе калитку.

У Томми немного отлегло от сердца. Ему всё-таки страшновато было нарушать мамины заветы и ввязываться в эту опасную историю. Хоть на дерево лезть не надо и то хорошо! Мама всегда так переживает, когда видит ссадины у него на коленках. Она всплескивает руками и сразу бежит к комоду, где стоят баночки и бутылочки с лекарствами, лежат бинты, пластырь, стерильная вата, по пути она причитает, и потом, промывая какую-нибудь ничтожную царапину или тоненький порез она причитает тоже, мама увещевает Томми, повторяет по многу раз, что нельзя быть таким неосторожным, нужно беречь себя, она причитает не переставая, дует на ранку и жалеет сына с таким видом, словно с ним случилось нечто поистине ужасное.