Марика Становой - Рождение экзекутора

Тускло подумал, что надо втягиваться в рутину. Посмотреть расписание визитов Императора. Начать тренировки. Найти увлечение. Занятые руки — легкая голова…

«Немедленно в тренировочный зал!» — ворвался мысленный приказ Джи, и сбил всю меланхолию.

Быстрым шагом, как был босиком и в старой одежде, с перебежками между лифтами, добрался вниз на бордовый уровень. Остановился на секунду у двери — выровнять дыхание.

Вошёл.

В центре на полу лежал связанный Рон.

Стив не расслышал, как закрылась дверь. Зачем-то огляделся, хотя и так видел, что Рон тут один. В этом проклятом зале с тренажерами, сливом в полу и инкубатором.

Рон в ужасе таращился на стену с креплениями, на него…

Стив ужаснулся тоже и, глотая спазм в горле, выдавил единственную глупость, которую смог:

— Здравствуй, Рон…

— Стив! Ты говорил, что ты лаборант! — неожиданно высокий голос Рона хлестнул по нервам.

«Я этого не говорил! Господи, молчи! Хотя какая разница, все и так по тебе видно! Джи, прости! Прости, но ничего же не было!» — мысли полетели сами, но вслух ничего не удавалось сказать…

— Я в магазин выскочил, а потом как уснул. Ничего не помню… Мне никто ничего не сказал! Что происходит? — Рон изогнулся и сел, тараторя какую-то чушь и смотря дикими глазами.

«Ничего особенного, — облила холодом мысль Джи: — Ты просто убьешь его».

— Что с тобой? — Рон ничего слышать не мог. Заметил, как Стив окаменел.

«Боже, — промелькнуло в голове: — И он ещё обо мне беспокоится!»

— Рон… — больше Стив не смог ничего сказать. Джи щёлкнул его по носу и взял управление на себя.

«Крошка, ты убьёшь его, но сначала снимешь с него шкуру. А лучше сделай ему напоследок подарок, полюби его. Не-е-ет, темпераментный ты мой, фантомом. Сделай ему любовь, какой у него никогда не было. Ты же хотел. Нет, не касайся его, только войди в его сознание».

— Стив, что происходит? Скажи мне, Стив!

«Выключи ему звук. Вот так. Возьми его и привяжи к стене, чтоб не мотался. Ты сильнее его».

Стив исчез: он здесь, но его нет. Его воля замерла, отлетела и лопнула мыльным пузырем.

Мысли отлетели, чувств не было. Император вошёл в его тело, в его душу, и Стив закрыл глаза и уши, забился в уголок, закопался.

Но куда и как? Куда может убежать марионетка, висящая на таких тонких, но таких прочных ниточках? Она жива только благодаря этим ниточкам, они дают ей жизнь…

Рон даже не пытался сопротивляться. Джи без каких-либо ритуалов овладел и им: Рон сам подошел к стене, вставил руки и ноги в кольца. Тело Стива без суеты, деловито и механически закрепило такое же согласное и спокойное тело, оставив без внимания панику сознания в ловушке чужой воли, а потом Стив проскользнул щупальцем своей мысли в это безвольное тело. Там билось сознание Рона, пока еще только удивленное и слегка испуганное, чего-то ждущее… «Сейчас дождешься», — услышал Стив и легким касанием скана прошелся изнутри пойманного тела, ища и проверяя, стимулируя и усиливая фантом любовного экстаза. Рон замер и задохнулся, затрепетал в своих оковах, даже не успевая еще сильнее удивиться. А потом уже сам отдался пришельцу, прижимаясь своим сознанием к паутине, окутавшей его волю, сливаясь с завоевателем, отдавая себя на растерзание сладострастному хищнику, запустившему острые когти в самые сокровенные уголки его желаний… И Стив захлебнулся спазмом вместе с жертвой.

Управлять человеком проще, чем проникать в сознание ажлисс, которые привыкли к ментальному общению и могли отбиваться хоть на своей, хоть на чужой территории. Человек не умел, не знал и был потрясен открытием, что он оказался в собственном теле всего-навсего пассажиром, который вдруг без единого прикосновения взрывается сильнейшим восторгом, крича и вырываясь из пут.

«Ну куда же тут вырвешься… А теперь сними с него кожу…»

Стив, оглушенный своим предательством и силой пережитого оргазма, но сейчас озабоченный только одним — как сдержать дикую вибрацию, пробивающую его изнутри — взял нож.

«Возьми зажим».

Стив вернулся к ящику. Закрыл глаза и оперся о стену лбом. Сейчас упадет…

«Дурачок, чем будешь держать кожу?»

Он не знал, чем будет держать сам себя…

«Вот, возьми крючок».

Его тело протянуло руку и вытащило из ящика крючок на длинной рукоятке.

Заныли руки, он слепо повернулся и подошел к телу, распятому на стене.

Рону разрешили кричать, видимо, чтобы не было так похоже на немое кино. Рон кричал. Остро, как заяц, разрываемый псами… Потом только выл и хрипел, дергаясь под его руками. Стив чувствовал и этот ужас, и эту боль вместе с ним. Джи, или все-таки Стив, удерживал Рона в сознании, усмиряя его боль, отодвигая шок… Прости, прости, это не я… О, нет, это все же я… Рон не слышал. Он сходил с ума, а Стив желал сойти вместе с ним. Убей меня, но ты никогда не умрешь… И эта теплая липкая кровь была везде… Скользкая кожа, которую невозможно было удержать, которая снова и снова выскальзывала из кровавых пальцев… И этот густой сладкий тошнотный запах… Запах крови, смешанный с запахом спермы, острый запах рвоты, мочи и кала глушил, проникал и жег… Наполнял внутренности, давил изнутри… Если бы мог, то он выблевал бы себе кишки, вывернул бы себя наизнанку. Потерял сознание, умер… Но марионетка и так мертва или просто не жива? Жива ли марионетка, когда ей не управляют? Что делает марионетка, когда её вешают на крючок за ненадобностью?

Крючок не протыкал упругую скользкую кожу, приходилось ввинчивать его, подцепляя кожу изнутри разреза. Джи не разрешил Стиву даже всхлипнуть.

Рон же только странно хрюкал. Сорвал горло или пытался прочистить его от рвоты? Почему он не удавился рвотой? Почему он все еще жив?

Потом он сложил это все ещё живое, дышащее, но уже молчащее месиво… С висящими лоскутами кожи, кровавым пластами одежды, и все еще в ботинках, в инкубатор.

Упал возле постамента. Желая оторвать себе руки, перерезать себе горло, соскрести с себя кровь, соскрести себя из жизни…

Сидел совершенно пустой. Без эмоций, без сил. Смотрел, как его тело, стремящееся насытиться после стресса, жаждущее возместить потерянную энергию, усваивает кровь Рона, и та постепенно впитывается и исчезает с дрожащих рук. В голове крутилась кровь, и кровь была везде… Его рука держит нож и режет. Крючок оттягивает кожу и нож подрезает… Кровь сочится и сочится…

Где-то над сердцем закрылся шлюз, словно вогнали в грудь лопату. Перекрыли трахею, и он не мог вздохнуть. Получались короткие судорожные движения ртом, как у высыхающей на берегу рыбы… Воздух входил и останавливался в глотке, не доходил до лёгких. За языком скопилась кислая желчь и жгла, жгла и прожигала… Тяжелая каменная голова хотела упасть и откатиться вон.