Армин Кыомяги - Луи Вутон

Я продолжал топить. Часам к двум ночи остался уже в одних трусах и футболке. Пил попеременно то теплый виски, то холодное пиво. Потихоньку вызревал план переезда. В снегу придется проложить приличную трассу, чтобы мотаться в центр за провизией хоть каждый день. Наверняка в хозяйстве найдется для этих целей лопата. Будет охота, так и широкую дорогу расчистить несложно. Тогда в магазин можно и на машине ездить. Как в настоящей жизни.

С такими приятными мыслями я уснул, чтобы через несколько часов проснуться от собственного удушающего кашля. Комнату уже заволокло дымом. К счастью, я сразу все понял. Накинул что-то на себя и выскочил на двор посмотреть, насколько это серьезно. Крыша пылала! В одной из спален уже горела занавеска. Резиновый мишка на подоконнике начал таять и завалился на бок. На моих глазах взорвалась его голова. Быстро, насколько мог, оделся, встал на снегоступы и рванул с места события. Давясь горестными всхлипываниями и не оглядываясь, прибежал в центр меньше, чем за час.

Утром, точнее, уже в полдень я забрался на крышу и увидел свой след, ведущий туда, где дымились руины моей грезы с трубой и собачьей конурой. В остальном картина была такой же, как и 24 часа назад.

Снег шел по-прежнему, но с тихим благоговением, напоминая театральные похороны несбывшихся надежд вымышленного персонажа. Не хватало только органа.

В результате обильных снегопадов передо мной встали логистические вызовы и в фекальном хозяйстве. Прощайте сладостные утра в компании с вечно свежими газетками за 2 июля в очередном вылизанном, хотя и прохладном клозете соседнего отеля. Плотские потребности отступают перед рассудком, который о снегоступах больше и слышать ничего не желает.

Стыдно сказать, но отныне вместо четырехзвездночного отеля, мое тело вынуждено облегчаться в секции кухонной утвари нашего торгового центра. Каждый день оно овладевает одной из сверкающих кастрюль, на что, будем честными, кастрюли вправе обижаться. Рассказывали же им на заводах о прекрасных домохозяйках с ухоженными и расторопными руками, из которых в них будут сыпаться крупы и макароны, которые будут закладывать в них овощи и мясо, и кидать в них бульонные кубики – как же без них. Реальность, увы, груба и жестока. Каждое утро с одной из этих излучающих оптимизм антикоррозийных мечтательниц снимают крышку, но то, чем вместо нее закрывают, совсем не похоже на домохозяйку. Этому не хватает веселых глаз, улыбающихся губ и светлого завитка волос надо лбом. Это странное, волосатое, состоящее из двух бледных полусфер существо, у которого на лице без глаз, носа и рта разжимается в центре потной борозды единственное сморщенное отверстие, а из него вылезает гадкая коричневая змея.

Все мною наполненные кастрюли – типичные жертвы рекламы. Вместо обещанной Gallina Blanca получили невесть что. Телефоны Департамента защиты прав потребителей, к сожалению, молчат. Как древние утесы, знающие о жизни столько, что предпочитают об этом даже не заикаться.

Моя жизнь уже начинает напоминать телешоу «Чудаки». «Эй, хватит подглядывать! – ору на весь центр. – Выходите со своими скрытыми камерами. Я сыт по горло и хочу домой!». Smile, you’re in candid camera.

Больше я не мечтаю, я целиком и полностью во власти реальности: привожу на подъемнике и сваливаю в посудной секции целый европоддон трехслойной туалетной бумаги, с упаковок которой меня поддразнивают белки– пересмешницы. Но мне плевать. Преимущество тотального подчинения в том и состоит, что можно ничего не принимать близко к сердцу. Нежданно-негаданно становишься стойким и огнеупорным как тефлон, пусть при этом внутри и остаешься лузером. Упаковка в этом мире победила, чего же после драки кулаками-то махать.

Скольжу оценивающим взглядом по рядам горшков. Без проблем должно хватить минимум на квартал. Жизнь как лента Мёбиуса. Что из кастрюли выходит, то в нее и возвращается. Слегка сконфуженным винтом. Раздобыл в книжном магазине для своего нового отхожего места и немного туалетного чтива. «Робинзон Крузо» и «Сто лет одиночества».

Изменившиеся бытовые условия вызывают и новые сновидения.

Вчера видел такой сон:

Приехал в какой-то санаторий. Мне сообщают, что мой номер освободится только через час и просят подождать. Я уселся в фойе, где густо снует народ. Кто-то в толпе, как и я, был в костюме с небольшим чемоданом, другие, уже заселившиеся, в халатах и пляжных шлепанцах. Сижу, разглядываю людей, в основном, приятных и деловитых, впрочем, как и я, но вдруг чувствую – меня жутко приперло. Ощущение сильное и возникло так внезапно, что я вскакиваю. Схватив чемодан, подхожу к девушке-администратору и спрашиваю, где ближайший туалет. Не поднимая головы, она указывает рукой в сторону одного из коридоров. Коридор довольно короткий, всего несколько дверей без табличек на каждой из сторон. Все закрыты. Быстрым шагом дохожу до его конца, нужда давит с невыносимым упорством, я останавливаюсь перед входом в туалетную комнату, где бок о бок стоят четыре унитаза. Без перегородок, словно это не интимная зона, а выставка современного искусства. Переступаю порог. Двери как таковой нет. Смотрю на унитазы. Весьма своеобразны, со стульчаками, отделанными эксклюзивной кожей, они, скорее, напоминают предметы мебели в каком-нибудь адвокатском бюро, претендующим на консервативность. По коридору идут три дамы среднего возраста в махровых халатах. Я в замешательстве. Нужда, вдохновившаяся, очевидно, видом стоящих передо мной толчков, давит изо всех сил. Дамы доходят до меня. «Господин, вы будете?» – спрашивает одна из них. «А это мужской или женский?» – вот и все, что, смутившись, я смог произнести в ответ. «Вы, видно, новенький, – улыбается вторая дама. – Это единственный туалет в санатории». Все трое заходят и присаживаются, задрав полы халатов на колени. «Извольте, здесь свободно», – любезно кивает одна из дам на четвертый унитаз. Слышу беззаботное журчание. Инстинктивно делаю шаг назад и сглатываю. В коридоре слышатся еще голоса. Подходят двое господ в спортивных костюмах. Увидев, что свободен только один толчок, остаются перед дверью и продолжают беседовать о каких-то опционах. Мне уже совсем невтерпеж, но стянуть с себя штаны на глазах посторонних я решительно не могу. Еще чуть-чуть и я лопну, такова цена моего достоинства. Приходят еще четыре женщины и трое мужчин. Первые дамы поднимаются. Господа в спортивках занимают два соседних унитаза и справляют нужду стоя. Не прерывая обсуждения опционов. На два оставшихся унитаза садятся мужчина и женщина, похоже, супружеская пара. Муж пытается читать газету, в то время как жена, глядя сквозь меня, безумолку тарахтит о каком-то новомодном массаже. Места спортсменов как раз занимают две дамы, когда прибегает пожилой господин в костюме. «Постойте, постойте! – кричит он, а у самого со лба капает пот. – Пустите без очереди, умоляю!». Одна из дам отходит, не скрывая при этом своего недовольства. У бедолаги уже спущены брюки, он плюхается на очко, слышно, как из утробы вырывается изрядная порция газов, а мужчина, по очереди заглядывая в глаза присутствующим, начинает говорить, время от времени гримасами давая понять, насколько успешно продвигаются его дела: