Армин Кыомяги - Луи Вутон

Бинокль, ружье и термос. Жадно оглядываю окрестности – стараюсь максимально использовать куцые часы светлого времени суток. День коротенький, как член у белого человека на ледяном ветру. Ночь длинная, как у негра… Подыскиваю подходящий каламбур. Что у черных длиннее, чем у белых? Злость? Или кость.

Смотрю в бинокль. Яркий свет, пронизывая лес, рисует на снегу штрихкод. Такой длины, что представить себе подходящий для него по размерам сканер невозможно. Скольжу взглядом по черточкам разной толщины, и внезапно у меня перехватывает дыхание.

До машины, стоящей у самого дальнего края парковки, со стороны Тартуского шоссе тянется длинная цепочка следов. Повинуясь первой реакции, я быстро присел. Блин… Какого черта! Сделал судорожный глоток. Еще один. Спрятался за снежной крепостью. Руки как чужие, бинокль ходит туда-сюда. А следы крупные. Намного крупнее человеческих, это ясно. Только проложены как-то по-человечески, правда, из-за своей величины с очень короткими промежутками. Похоже на шаги циркового медведя, несмотря на все неудобство вынужденного передвигаться на задних лапах. Но в медведя мне не верится. С чего бы дрессированному зверю являться по Тартускому шоссе и исчезать возле какой-то заваленной снегом машины. И вообще, даже для медведя следы крупноваты.

Кто-то ночью пришел со стороны Тарту, добрался до этой машины, после чего провалился. Я что, уже совсем чокнулся? Проверил ружье. На всякий случай загнал в стволы по патрону. Кажется, придется топать туда. Хлебнул из термоса. Глинтвейн остыл. Не термос, а дешевая китайская дрянь.

Не разгибаясь, прокрался к южному краю крыши и спрятался за буквой «К». Следы довольно ровные и идут прямо по шоссе, невзирая на почти метровый слой снега. Какой зверь способен целенаправленно идти по дороге в город? Что-то сомнительно. Тогда, кто? Иван Пихто? Дед Мороз?

Солнце все интенсивнее прорезалось сквозь тучи. Отраженный от снега свет был настолько резким, что слепил глаза. Сходил за солнечными очками. Когда вернулся в засаду, показалось, что возле машины все как было. Сердце чуть не выпрыгивало из груди. Дышать, невзирая на проясняющуюся и тихую погоду, становилось все труднее. Возможно, из-за мороза. Тянуло закурить, но отказался от этой мысли. Через некоторое время передумал и закурил, незаметно выдувая дым в снег у себя под ногами.

По прошествии получаса я услышал приглушенные звуки. Какие-то шлепки и что-то еще. Звук доносился от машины. Вжав голову в плечи, прижал к глазам ледяные окуляры бинокля. Ничего. Но вот открылась задняя дверь с дальней от меня стороны машины. Судя по качке, кто-то усиленно пытался выбраться из нее. Но в полный рост не вставал. Я сделал вывод, что сидит на заднем сидении с открытой дверцей. Мне не видно, кто это и что делает. Проходит не одна минута, прежде чем я улавливаю поднимающийся из-за машины пар дыхания, который в воздухе тут же рассеивается. Странные звуки не утихают. Хруст и глухие щелчки, словно кто-то надевает пуленепробиваемый жилет или обматывается поясом с гранатами. На всякий пожарный подтащил Беретту поближе к себе. И вот появляется шапка, черная ушанка. Когда тот, на ком она нахлобучена, поворачивается, вижу спереди красную эмблему Российской армии. Существо не высокое, скорее наоборот. Я хватаюсь за новую сигарету.

Как только оно появляется из-за машины, многое сразу становится понятным. Существо передвигается на снегоступах – отсюда такие следы, – но снегоступы, похоже, настоящие, не моим чета. Оно очень тепло укутано, не удивлюсь, если носит одну шубу поверх другой. За спину закинуто оружие. Вполне серьезное, не игрушка. По очертаниям – вроде бы Калашников. За фигурой привязанные к ней веревкой тянутся санки с какими-то узлами и пакетами. Она движется невероятно медленно, словно бы взвешивая необходимость каждого шага. Из-под мохнатой ушанки отсвечивают зеркальные солнечные очки, которые в данных обстоятельствах кажутся неуместным кокетством. Лицо замотано шарфом. Узнаю классическую клетку Burberry. Фигура направляется прямо к центру Ülemiste. Обессиленно, но с тем более пугающей непреклонностью – так ведет себя обезумевший турист, который скорее лишится конечности, чем откажется от дешевой распродажи.

В таком темпе она уже скоро доберется до цели и постучится в дверь фараона.

И вдруг я перестаю себя понимать. Меня сотрясает дрожь. От холода. От неожиданности. От неизвестности. И прежде всего, от страха. Но не перед гостьей или ситуацией, а от испуга перед собственной реакцией. Она прибыла. Та, для кого я половину Эстонии увешал указателями, та, встречать которую я ездил в Ригу и для которой забил полные шкафы продукцией от Louis Vuitton’а. Прибыла, черт побери! И теперь, когда это стало явью и неотвратимо приближается ко мне со скоростью полметра в минуту, я внезапно теряю уверенность. Буквально во всем.

Между тем она опустила с лица шарф. Широкое, зауживающееся к подбородку азиатское лицо с маленьким детским ротиком. Проклятье, она даже губы накрасила. И зачем только я так необдуманно дал свой адрес. Совершенно чужому человеку. И вот он здесь. Неважно, с какой целью, но женщина преодолела во имя этого семь тысяч километров. Черт. Окей, большую часть пути она, видимо, проехала, и тем не менее… Этот конец пути, две-три недели по метровому слою непролазного снега… Свидетельство железной воли, которой мне нечего противопоставить кроме убитого крокодила, сожженного дома и засранных ночных горшков работы дизайнера Джейми Оливера. Она придет и овладеет мной, и я с этим ничего не смогу поделать.

Чего она добивается? Конца одиночеству? Тот, кто способен справиться с одиночеством в течение пяти месяцев, скорее всего, может так прожить и пятьдесят лет. Зачем рисковать еще одним телом, которым управляют желания, настроения и понятия, скорее всего, абсолютно не совпадающие с твоими. Только маньяк выберет вместо безопасного состояния одиночества войну эгоистических разногласий.

Или она явилась за семенем, на котором золотом выгравированы инициалы LV, чтобы посеять его у себя во влагалище, следуя наказу сурового и безапелляционного Ветхого завета. И да будет вас… ну, и сколько же? Зачем Богу столько подданных? Его, что, иначе не воспринимают всерьез? А если бы я пустил себе пулю в лоб. Один точный выстрел и Книге книг останется только рассыпаться и опять превратиться в прах.

Пускай оплодотворяется семенами одуванчиков и становится растением.

Между тем, гостья совсем близко. Теперь, вот, развернулась и копается в мешках на санках. В лучах солнца что-то блеснуло. Поднес к глазам бинокль. Самурайский меч. Этого еще не хватало. Против такой и самоубийство не поможет. Такая залезет на крышу, оттяпает этим тесаком с еще теплого трупа мой комплект для размножения и выжмет его как лимон себе на устрицу. Своего она в любом случае добьется. С суицидом я безнадежно опоздал.