Виксар - Мечта хранимая

— Вам не холодно, ваша светлость? — крикнул гвардеец справа, идеально подгадав момент. — Здесь пошли другие ветра! Вам дать утеплённый плащ?

Первой осознанной реакцией было недоумение: зачем? Стоит щёлкнуть пальцами, и у меня появится всё необходимое. Но вовремя вспомнив, что не всё так просто, я передумал и крикнул в ответ:

— Запасной есть?

— Конечно, князь!

Гвардеец совершенно спокойно отпустил шерсть своего зверя, наполовину развернулся — на такой-то скорости! — и начал копаться в одном из двух вещмешков, закреплённых на боках пантеры. Достав искомое, он примерился и метнул сверток точно мне в руки.

Чем раньше привыкну экономить потенциал, тем лучше. Тем более, на таких мелочах.

Минут через пятнадцать-двадцать вдали показалась нужная деревня. Оттуда нас, видимо, тоже заметили — к моменту, когда мы приземлились на южной окраине, там уже собралось с пару десятков человек.

Я шёл по полю. Тишина, не нарушаемая ничем — шелест травы был практически неразличим, — казалась первозданной. Как если бы это поле находилось на Земле, в самую первую неделю после её создания.

Нет, несмотря на то, что человеческой ноги оно до этого не знало, меня оно восприняло нормально. Оно дало право прохода — на один раз. Чтобы я воспользовался этим, и больше не тревожил его.

Но меня это почему-то совершенно не интересовало. Более того, вскоре я просто отсёк себя от мыслей. Опустил руку, коснулся кончиков травинок.

И, закрыв глаза, начал медленно ускоряться, вскоре перейдя на бег. Я весь обратился в ощущения, обострённо чувствуя пружинящую землю под ногами, скольжение воздуха по лицу…

С каким-то очередным дуновением ветерка — потерял себя. Ощущение, что я это я, пропало, осталось только чувство единения. Как будто бы душа отделилась от тела и слилась с чем-то другим, огромным, и откуда-то издалека получала информацию и остаточные образы от тела, которое сейчас неслось по…

Я открыл глаза.

Метрах в двухстах от меня находилась деревня. Даже не деревня — деревенька. Старые, часто заброшенные, такие обычно не приносили немногим заинтересовавшимся ими никакого иного ощущения, кроме печали.

Эта же внушала тревогу.

Я вошёл в её границы и пошёл прямо, осматриваясь. Единственная улица, по сторонам — маленькие домики. Чистые, аккуратные, деревенька явно жила неплохо. Но почему-то ни в первом, ни во втором, ни далее, насколько хватало взгляда, я не мог найти ни души. Неестественная тишь, господствовавшая в поле, была и здесь.

Непонимание давило на нервы. Что случилось? И случилось ли вообще? В фильмах иногда бывали подобные сцены, когда люди срочно уходили, похватав вещи. Но нет, здесь, скорее, было ощущение, что всё нормально — просто время застыло на одной секунде. И эта секунда закончится, и всё вернётся на свои места; люди выйдут из домов, животные из сараев, жизнь возобновится. Но — не раньше, чем я уйду отсюда.

В момент осознания этого впереди показался, наконец, человек.

Навстречу мне шёл дед. Такой же типичный старорусский деревенский дед, как и всё вокруг. Разве что борода у него была не такая большая, как почему-то ожидалось увидеть.

Поравнявшись, мы остановились, оба с интересом изучая друг друга.

— Добрый день, дедушка, — поздоровался я.

— Добрый, — кивнул тот, покосившись на небо. — Хотя земля так не думает. Ей пить хочется, а дождя всё нет.

— Будет, — уверенно ответил я. Мне почему-то стало важно, чтобы и он в это поверил.

Дед поднял голову и внимательно осмотрел ярко-голубое небо без единого облачка.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Наверное, и правда будет, — он улыбнулся, вызвав у меня ответную, облегчённую улыбку.

И, обойдя меня, продолжил свою дорогу.

Я хотел было догнать его, расспросить — об этом странном месте, о его странных словах, — но передумал. Разговор закончился там, где было нужно. И я тоже пошёл дальше. В бесконечное поле.

Едва выйдя за пределы деревни, снова побежал, уже сам желая слияния. С чем?.. С миром, наверное. С природой. Не суть… Главное — снова отринуть сковывающее разум и окунуться в бурю ощущений.

Мне казалось, что я всё продолжаю ускоряться — не бегу, а практически лечу над землёй, лишь слегка касаясь её. Кто знает, может так и было.

А потом в окружающем пространстве возникло что-то новое; я почувствовал это, словно каким-то новым органом чувств. Открыв глаза — увидел, что бывшее чистейшим небо сплошь заволокло тучами.

Кап.

Тяжёлая капля ударила прямо в щёку. Я рассмеялся и поднял руки. Дед оказался прав!

Буквально пара секунд — и дождь хлынул целым потоком. Вода заслонила собой всё вокруг, не было видно ничего дальше вытянутой руки. А я всё смеялся, задрав голову вверх и не думая ни о чём.

Почти чёрное небо рассекла молния. Затем мир дёрнулся — и резкая боль в затылке вернула меня к реальности: я уже не стоял, а лежал на земле. То ли она стала слишком скользкой, то ли… вода сшибла меня?

Буря ощущений уступила место буре обычной. А вместе с ней пришёл и — такой знакомый, такой банальный — страх. Я попытался встать, но руки беспомощно скользили по траве, а сверху давила неестественная тяжесть. Выходит, меня всё-таки сшибло?..

Затем тяжесть рывком возросла, и мне осталось только лежать на спине, раскинув руки и глотая бьющую сверху, в прямом смысле слова, воду. Страх сменился паникой.

«Великий потоп был таким же?» — успела мелькнуть мысль…

Если бы я лежал на кровати, свалился бы с неё. Может, даже нарочно, чтобы удостовериться: всё хорошо, я в безопасности, увиденное было сном.

Но возможность упасть отсутствовала, и я ограничился тем, что вылез из спального мешка, сел на него сверху и подвинулся ближе к костру.

Вечером наш отряд разделился на две равные группы. Одна пошла в деревню и заняла позиции на случай нового ночного нападения, а вторая, со мной в составе, осталась в лагере и легла отдыхать, чтобы утром сменить первых. Чисто теоретически воины моей личной гвардии могли не спать по несколько суток, но мне не хотелось проверять это без действительной необходимости.

Судя по тому, что ровно надо мной светила луна, сейчас была примерно середина ночной смены. Однако сонливость не чувствовалась, и я решил не сидеть без дела и прогуляться до деревни. Поднялся, свернул мешок, обернулся — и упёрся во взгляд кострового, сидевшего на противоположной стороне.

Взгляд был совершенно спокойным, немного заинтересованным, немного ожидающим. Но ещё в нём ощущалось что-то такое, с чем ни в старом мире, ни в этом мне не приходилось раньше сталкиваться. Это можно было назвать гордой доверчивостью. За всё то время, что являлся великим князем, я успел навидаться преданности, от холодной — например, бойцов Сумеречного братства, до горячей — в моей собственной армии, когда воины открыто демонстрировали готовность умереть за государя хоть сегодня.