Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Его сиятельство возлежало на койке, заткнутой в уголок крохотной скошенной комнатушки. Федюний не забыл выдать Хикеракли ключ, и, когда тот открыл дверь, из комнатушки препаршиво завоняло — не только нечистотами да немытым телом, но и перекисшим уже молоком. Видно, с момента залпов никто сюда зайти не решился. Оно и верно: прогрохотало знатно, арестант как пить дать с расспросами полезет, а чего ему ответишь?

При виде Хикеракли Метелин коротко, нервически подпрыгнул, но потом скривился и подниматься не стал. Ноги свои он на простыни закинул прямо в сапогах, а револьвер уж верно прятал под подушкой. Одна только шинель метелинская была аккуратно и даже трогательно подвешена на крючок возле двери.

Шинель, к слову, его сиятельство обстрогало знатно — обеденным ножом, не иначе. Обрезало погоны, отковыряло красные шевроны да канты, как уж сумело. Без знаков различия шинель превратилась в задрипанную кацавейку, но зато и не провоцировала желания сразу же засветить носителю в глаз, посчитав такового противником. Кое-где красные меты остались, но вопрос был изучен со всей солидностью, тут не поспоришь.

Сам же граф Метелин на Хикеракли смотрел насмешливо, а то и зло.

— Из твоего явления я заключаю, что Петерберг пока что всё-таки на месте, — чересчур громко проговорил он, позы по-прежнему не меняя. — А я уж было подумал, будто мой город сгинул.

— И ничего подобного, — упёр Хикеракли руки в боки, — вовсе даже наоборот, вооружённое столкновение выстоял и выдержал.

— Вот как, — тон у Метелина был непонятный, — радостно слышать.

Тоскливо в такой вот слепой каморке сидеть, где из друзей тебе — один только стол колченогий да тумбочка. Хикеракли наверняка знал: сунь его кто в такое заключение, он бы безо всякого револьвера назавтра же тут скандал учинил, вырваться попытаться. А Метелин ничего, стерпел. Верил, честный, что друг ему дурного не сделает.

— Да ты не серчай, — попросил Хикеракли, вступая в каморку целиком; экая она низкая, обычные люди всяко лбом бьются. — Я тебя здесь для твоей же безопасности запер. Или ты б в камере лучше сидел?

— Я б лучше помог Революционному Комитету не одним только пьяным разговором, — Метелин не двигался, только водил вслед за Хикеракли глазами. — Я ведь затем и дезертировал, чтобы мои знания как-то Петербергу пригодились. А ты меня запер.

— Да ведь выстояли же! Думаешь, мы сами…

— А если б не выстояли? — перебил Метелин, и в голосе его прозвенели все страхи этих дней взаперти да в безвестии. Оно конечно: ехал всех спасать, мчался, дезертировал, на личную гордость плюнул, а тебе тут — ни спасибо, ни привета, только горшок под койку. Но главное — главное в неизвестности, конечно. Сумел али не справился? Осадили, али поменялось что? Страшно.

— То померли бы все, Саша, померли да валялись! Однако же не померли. — Хикеракли махнул головой на дверь. — Ты вставай, чего разлёгся? Пойдём выпьем, там и Драмин ждёт…

— А куда мне спешить? — сумрачно поинтересовался Метелин, но потом всё же сел, извлёк револьвер из-под подушки и у револьвера же неловко поинтересовался: — Выстояли, значит?

— Выстояли? Нет, это я неправду сказал, обманул тебя. — Хикеракли ухмыльнулся мгновенно заиндевевшим скулам: — Нам и стоять не пришлось. Денёчка не прошло, а Резервная Армия уж сдалась.

Метелин устало выдохнул.

— Не издевайся, пожалуйста. Не хочешь объясняться — молчи.

— Вот и этому я не нравлюсь! — возопил Хикеракли, требуя поддержки воображаемых этой сцене свидетелей. — Где ты, Саш, издёвку нашёл? В нашей, как говорится, одарённости? Вот тебе моя клятва наисердечнейшая — сдалась Резервная Армия, по городу чуток постреляла да сдалась!

— Сдалась? — Метелин растянул губы в недоверчивой улыбке, а сам весь приподнялся. — Но как такое может быть?

— Это вопрос психологический и, если хочешь, философский. Тут с кондачка не ответишь — или, вернее, я не отвечу, потому как сам до конца уверенностью не поклянусь.

— Хикеракли, но у Резервной Армии же были все возможности… Время, ресурсы. Ситуация позволяла ей не спешить, принять любое решение трезво. И в таких условиях она — сдалась? Не пошла, к примеру, в глупую атаку, не проиграла, а сдалась?

— У Резервной Армии были все возможности, да не было умения воевать, — покачал головой Хикеракли. — Ну, бывало у тебя так по молодости с девицами? Вроде всё на месте, да и сам знаешь, что она согласная, организм работает как надо, и вообще нам, людям-то, природой это дело завещано! Однако же неловко почему-то, может и сбежать захотеться.

Заслышав про девиц, Метелин закатил глаза и пробурчал что-то в духе «всё у тебя к одному сводится».

— Не подумай, что у меня так бывало, — утешил его Хикеракли, — но я наслышан, да и вообще — не в девицах тут дело. Образ-то ясен? Мы ж ловко всё просчитали, психологию выверили. Сперва, значится, накрыть их пониманием того, как на настоящих войнах люди умирают — всякие, и плохие, и хорошие, и неважно уж. Потом… — он запнулся. — Потом там была специальная такая хитрость, чтобы их солдаты своих же людей убили. Не чтобы покалечить или подорвать — хе, подорвать… Да, как раз чтобы подорвать, но не их, а мораль ихнюю-с. Ну, понимаешь? Это ведь у нас давно тут расстрелы да кровь рекой, а они не воевали, они от перехода устали, они собирались тут под городом встать да с девками кутить. А мы им в руку сами ружьё тычем. Видишь, какое тут давление?

— Но есть же командование, — не понял Метелин, — там умные люди сидят. Это всё-таки армия. Неважно, какова мораль, когда есть приказ.

— У Охраны Петерберга тоже было командование. Эх, Саша, ты как будто в Академии не учился! У Империи разве не было командования? И где она теперь, Империя? Или, скажем, наш уважаемый глава господин Пржеславский нами разве не командовал? Мешало ль нам это на лекциях кутить, а в уголках драться?

— Одно дело — драться в уголках, — Метелин упрямо набычился, — а сдаться армии противника — совсем другое.

— А это уж твиринская импровизация. Почуял момент, прохиндей. Страх раскочегарил, а сам пальнул по врагам бескровно — понимаешь ты это? Сидят они в траншее, пукают в нас артиллерией, а им в ответ: братцы, да ведь это не мы злодеи, это ж вы злодеи! Вы людей убиваете, своих да чужих, а мы в Петерберге и вовсе мирные! Вот они и приняли покаяние. — Хикеракли призадумался. — Хотя, думаю, дело не в этом. Тавры на Южной Равнине перерезали всю Оборонительную Армию, слыхал? Нет? Да и ладно. Твирин Армии Резервной сказал, что их туда заместо вырезанных перебросить намереваются. Может, оно и правда, он же ходил на переговоры с резервным начальством. Может, враки импровизационные. А только сдаться Петербергу — оно приятнее, чем на настоящую войну с таврами отправляться.