Вадим Михальчук - Глория

Вот после этой своей истерики стало мне легче на следующий день. В лазарете больных, кроме меня, идиота, не было, доктор скучал без общества, поговорить ему было не с кем, а я собеседник оказался что надо — молчал и слушал. Доктору лучше и не надо было. Я задавал ему вопрос — и док начинал рассказывать. Рассказывать он умел, правда, его частенько заносило в то в одну, то в другую сторону, частые отступления от основной темы иногда приводили к тому, что в конце рассказа док не помнил, с чего начинал, но это было неважно.

Первым делом я спросил его:

— Послушайте, док, в этом мире деньги все еще в ходу?

Он рассмеялся:

— Деньги в ходу всегда.

— А медицина бесплатная, что ли?

— Ты это о чем? — он посмотрел на меня.

— Ну, вот, валяюсь я тут на койке, истерики вам закатываю, а вы мне таблетки да уколы. Не за бесплатно же?

Он, посмеиваясь, вытащил на свет божий бумаги, которые я подписал и начал мне читать: «Настоящим актом о вступлении в собственность и наследование от такого-то числа, месяца, года нижеподписавшийся Алекс Арчер становится полноправным и единоличным владельцем космического корабля (спасательная шлюпка), временный идентификационный номер 2000/65К1, порт приписки неизвестен. Так как в момент вступления в права наследования встречных исков предъявлено не было, в виду отсутствия законных прав наследования у кого бы то ни было, кроме находившихся на борту космического корабля в момент аварии („Кодекс Астронавтики и Звездоплавания“, статья 45/2), нижеподписавшийся Алекс Арчер также признается капитаном вышеупомянутого космического корабля с временным идентификационным номером 2000/65К1».

— Ну и что? — спросил я его.

Мне весь этот набор слов напомнил, как Чарли дела вел, ему тоже такие бумажки доводилось читать. «Нижеподписавшийся», «вышеупомянутый», «в виду отсутствия» — язык поломаешь, мозги свихнешь.

— А то, что есть закон, по которому я обязан тебя лечить бесплатно, — ответил мне док.

— Да? — заинтересовался я.

Он принес мне «Кодекс Астронавтики и Звездоплавания» и там отыскалась статья об астронавтах, пострадавших в результате несчастного случая. Так там и было написано: «Все лечебные медицинские учреждения обязаны принять все меры по восстановлению здоровья пострадавшего бесплатно и в полной мере, необходимой для выздоровления пациента». Док принялся мне объяснять, что этот «Кодекс» принимали достаточно давно. В то время все астронавты проходили по одному и тому же ведомству, поэтому платили взносы по медицинской страховке. А поэтому и лечить их должны были бесплатно, ведь страховые деньги все равно так или иначе попали бы по назначению.

— Ну, хорошо, а как же это я астронавтом заделался? — спросил я его.

Док снова усмехнулся и перевернул несколько страниц «Кодекса». Там оказался раздел о кораблях, покинутых командой или попавших в аварию.

«Если порт приписки корабля неизвестен или корабль не подлежит идентификации в силу следующих причин — отсутствие зарегистрированных номеров внешнего и внутреннего корпусов, агрегатов двигателей, электромагнитных отметок в районах воздушных и грузовых шлюзов и прочее (полный перечень смотри в приложении 2), то корабль считается свободным и принадлежит первому человеку, вступившему на борт. Однако, если на борту неизвестного или не подлежащего идентификации корабля находятся люди, которые могут подтвердить собственность на корабль, корабль переходит в их полную и безоговорочную собственность и они имеют следующие полномочия: распоряжаться кораблем по своему усмотрению, назначать капитана и старшего помощника или самому являться таковым».

— Когда ты подписал акт, ты стал судовладельцем и капитаном. Теперь я лечу тебя, пока ты не поправишься и до тех пор, пока шлюпку не осмотрит профессор Говоров и наши технические эксперты.

— Вот ведь свезло, — пробормотал я и подумал: «Да на что мне всё это? Лучше бы все мои были живы».

Я помолчал немного, но мой вечный бес любопытства уколол мой язык.

— Послушайте, док, я когда ходить начал, то заметил, что я не хромаю. Я ведь хромал раньше.

Бауэр покивал головой:

— Это я поправил. Сейчас это плевое дело, лечим даже такие застарелые переломы.

— Ничего своего вы мне не оставили, док, — и я улыбнулся ему сквозь набегающие слезы.

— Что-то в последнее время стал я слабый на слезы, прямо, как девушка невинная, — прохлюпал я, вытирая глаза рукавом.

Док улыбнулся мне в ответ. Он вообще был хороший мужик.

Через несколько часов в лазарет пришли два человека с обморожением — у них отказал обогрев скафандра и док занялся ими. Шахтеры местные вкалывают в сложных условиях — атмосфера на Церебии для дыхания не пригодна, планета от местного солнца далеко вертится, так что за пределами комплекса, в шахтах бывает до 60 ниже нуля. Конечно, при разработке месторождений помогают роботы, но всё равно, процент ручной работы большой — вот и случаются то переломы, то обморожения, иногда бывают отравления, когда работают в скафандрах с поглотителями вредных примесей из атмосферы. Доктор тут и хирург, и анестезиолог, и токсиколог — все может. Он и роды принимал, и кесарево делал. Пару раз довелось ему такие переломы страшные лечить, что кто другой не смог, а док может. Классный специалист.

Я как-то спросил его о Земле и он погрустнел немного с виду.

— Земля? Да что Земля? Вертится всё, вертится. Я ведь давно оттуда уехал, Аль.

— Почему?

— Сам виноват. Был я хирургом в одной из лучших клиник. Самоуверенный был, давалось мне всё легко, то, на что другие тратят годы — мне хватало нескольких часов. Посчитал я, что лучше меня никого нет — есть иногда у людей такой грешок. Когда своими руками человека от смерти оттаскиваешь, то начинаешь думать, что ты — бог. А как же — ведь саму смерть поборол. Вот мне под этот грех и пришлось. Поступил в клинику к нам пациент, случай у него тяжелый, надо было срочно операцию делать, очень сложную операцию и очень срочно. Исход операции вполне мог быть летальный и по закону я должен был предупредить больного или его родственников. Но я посчитал, что справлюсь, приказал готовиться к операции. Начальство в известность не поставил, родным пациента ничего не сказал — был уверен, что смогу всё правильно сделать.

Он замолчал.

— И что больной — умер?

Он невесело усмехнулся:

— Да нет, остался жив. Его родственники на меня в суд подали, а по суду выходило, что пошел я на смертельный риск, никого не предупредив. Если бы умер пациент у меня под ножом — то сидеть бы мне за убийство. А так отделался я тем, что начальство меня с работы выгнало взашей и лицензию на хирургическую практику у меня забрали на пять лет. Я недолго думал, завербовался на Периферию обычным врачом, думал — через пять лет вернусь. И вот я здесь уже двадцать лет, Аль.