Кирилл Еськов - Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины

одномолтственные же скотчи (ну, там, типо, «Глен Орд»-ы вкупе с прочими «Хайланд Парк»-ами) остались и вовсе невостребованными. Его превосходительство вице-премьер как раз втолковывает что-то своему визави, видному нам лишь со спины, когда в кармане у того вдруг подает голос мобильник (кстати, это действительно голос – эдакое тактичное покашливание). Вообще-то говоря, на совещаниях такого ранга мобильники обычно отключают – но визави вице-премьера, похоже, обладает тут особыми правами. Он подымает трубку к уху, извиняющимся жестом попросив собеседника чуть повременить; по прошествии же пары секунд он внезапно встает (со всей резвостью, на какую способен человек на протезах) и, опираясь на свою черную трость с набалдашником в виде львиной головы, тяжело отходит от стола, сделав остальным знак – дескать, продолжайте без меня.

Несколько асимметричное, собранное из кусков лицо Подполковника хмуро и предельно сосредоточено:

– Да, я. Разумеется, узнал…

Бомж, прижимая к уху телефонную трубку, столь же хмуро и явно профессионально сканирует взглядом метровскую публику, снующую мимо его желтомраморной пещеры:

– Это неважно, откуда у меня этот твой номер… Я под колпаком, Саша, под колпаком и на мушке… звонок наверняка отследят, но прослушку врубят не сразу – с полминуты у нас есть. Я тут раздобыл кой-какие документы – и это смертный приговор вам с Робингудом… похоже, вас решили подставить по крупному – крупнее некуда. Отдаю их задаром: фокус в том, что спасая себя, вам придется спасти еще заодно и… ладно, сам сообразишь, не маленький. Ну так как – дернешься , или станешь ждать, пока за тобой придут ? …О! – я так и думал. Так вот: документы – в вокзальной камере хранения…

На фоне крутящихся магнитофонных бобин и помаргивающего зеленым регулятора громкости звучат металлизированные трансляцией, но вполне узнаваемые голоса.

Бомж:

– … Так вот: документы – в вокзальной камере хранения …

Подполковник:

– Обожди! Если я подниму группу прикрытия…

Бомж:

– Нет. Спасибо, но – поздно. Слушай внимательно – ОНИ уже наверняка нас пишут . Это тот вокзал, с которого ты поехал бы пить НАСТОЯЩИЙ «Белый аист»… Как понял? Прием.

Подполковник (после секундной заминки):

– Четыре звездочки?

Бомж:

– Именно так! Теперь – номер ячейки…

И тут поверх всего вклинивается новый голос, в ореоле эфирных помех:

– Одиннадцатый – восьмому! Одиннадцатый – восьмому! Он звонит из второго слева автомата в заднем торце Комсомольской-радиальной. Берите его, немедля! Или хотя бы заткните ему пасть!

Лицо Подполковника; крупным планом – чуть сощуренные глаза. Вторым, наложенным, планом (в киношных терминах – «переплывом») идут кадры, стилизованные под старую черно-белую любительскую киносъемку. Дачный участок где-то в Подмосковье; шашлыки, коньяк из десятилитровой алюминиевой канистры ( НАСТОЯЩИЙ «Белый аист» , надо полагать) – компания молодых офицеров обмывает свеженькие капитанские погоны; золотистые звездочки – одна, две, три, четыре! – булькают в граненый стакан с водкой…

– Четыре звездочки? – уточняет в трубку Подполковник.

– Именно так!.. Теперь – номер ячейки . Тот гараж в Бейруте…

– Понял! – явственно скрежетнувшим голосом обрывает Подполковник. – Стенка?..

– Угадал.

Второй «переплыв».

…Заброшенная авторемонтная мастерская; маячащий во мраке штабель ободранных автомобильных кузовов отчего-то воскрешает в памяти кровожадных мезозойских ящеров, прикинувшихся до поры окремнелыми скелетами. Со свисающей из-под потолка сорокаваттной сортирной лампочки под жестяным абажуром с грехом пополам накапало-таки на бетонный пол тусклое, как постное масло, световое пятно. В центре этой световой лужи слабо корчится на бетоне человек со скованными за спиной руками; щегольской светло-кремовый костюм его перепачкан ржавчиной и смазкой (похоже, везли в багажнике), а местами заляпан кровью. Вокруг безмолвными тенями застыли несколько мордоворотов в каком-то полувоенном обмундировании, с лицами, по местной традиции, замаскированными клетчатыми арабскими платками-кафиями. По знаку главаря один из арабов (или кто они? – в этом Леванте хрен разберешь…) рывком приподымает за волосы голову пленника, и теперь можно разглядеть его лицо: это ни кто иной, как Подполковник; впрочем, назвать это месиво «лицом» можно лишь при изрядной доле воображения.

– На кого ты работаешь? – допрос ведется на английском, хотя язык этот для главаря, похоже, не родной. – На Кей-Джи-Би? Или на Джи-Ар-Ю?

– Я ничего не понимаю, богом клянусь! У меня честный бизнес, ничего противозаконного… Справьтесь у Анвара-эфенди…

– Извини, парень, но я спешу и у меня нет времени на пентотал, – пистолет главаря медленно изучает распростертого на полу человека. – Для начала будет колено… и тут ничего личного… Ну?..

– Нет!! Меня с кем-то спутали!.. Или подставили…

Выстрел гасит картинку как щелчок выключателя; тает же воцарившийся мрак медленно и постепенно, в реостатном режиме. Из серого хаоса возникают размытые цветные пятна; мало-помалу они сгущаются, и наконец ближнее из них обретает облик человека с лицом, замотанным кафией и со шприц-тюбиком в руке, опустившегося на одно колено рядом с раненым. Похоже, однако, за время затемнения оперативная обстановка тут поменялась до неузнаваемости: руки пленника уже освобождены от наручников, а охрану несут трое квадратных парней в джинсовых куртках и шапочках-масках, тогда как прежние хозяева гаража – те, что в полувоенном – валяются по всему полу в живописных позах, не подавая признаков жизни.

– Со вторым рожденьем вас, товарищ подполковник! – хмыкает человек в кафии, открывая лицо (это – не кто иной, как «бомж» с Комсомольской), и сноровисто вводит иглу шприц-тюбика в бедро раненого. – Любопытно, с которым по счету – не с девятым ли?

– Ты-ы?.. Что… мне… вкололи?..

– Простое обезболивающее… доза, правда, лошадиная. Извиняй, – (кивок на небрежно перебинтованные колени раненого – точнее сказать, на то, что от них осталось), – но придется задать тебе несколько вопросов, прямо сейчас. Давай-ка соберись!

– Валяй… – мир перед глазами раненого, между тем, плывет и норовит распасться на части. Тут следует предельно сосредоточиться на чем-то сугубо внешнем – ну хотя бы на очертаниях здоровенных, едва ли не в человеческий рост, черных цифр «1-1-2», намалеванных на противоположной стене гаража. Последняя «двойка» густо забрызгана красным и серым – похоже, именно у этой стенки вышибли мозги у валяющегося под нею главаря с какой-то неаппетитной рванью на месте головы; ну, тут тоже – «ничего личного»…

Читать дальше