Кирилл Еськов - Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины

– Благодарю вас, принц. Я, пожалуй, воспользуюсь вашей щедростью – как только мы с друзьями определимся с местопребыванием, я дам вам знать.

– Сделайте одолжение! Что-нибудь еще?

– Да. Нам надо сделать один звонок, и мы хотели бы воспользоваться вашим – именно вашим! – спутниковым телефоном.

– Пожалуйста.

Подполковник набирает номер и вкладывает трубку в протянувшуюся руку Робингуда. По прошествии нескольких мгновений звук зуммера в наушнике обрывается, и возникает негромкий бесстрастный голос:

– Вульфсон здесь.

Марк Вульфсон – в своем кабинете. Что-то неуловимо поменялось в здешней обстановке, отчего возникает физически ощутимое, как прикосновение к паутине, впечатление распада. На протяжении всего разговора остановившийся взгляд бывшего шефа Штази не отрывается от старой-престарой черно-белой фотографии в алюминиевой рамке: трое юношей в курточках-юнгштурмовках с распахнутым воротом на ступеньках Библиотеки имени Ленина; славные такие ребята, идеалисты и романтики – стальные руки крылья и вместо сердца пламенный мотор…

– …Да, я понял, кто звонит. Ты как – ждешь поздравлений по случаю победы? Ах, не ждешь… и правильно – не дождешься. С победой тебя пусть поздравляют наши здешние евробюргеры. Те самые, что сперва пальцем не шевельнули, чтоб попытаться преградить дорогу Гитлеру, потом вылизывали задницу советским наместникам, а теперь вот готовы своими руками надеть на собственных дочерей паранджу – ЛИШЬ БЫ ТОЛЬКО ИХ НЕ ТРОГАЛИ…

Наглухо забинтованное лицо Робигуда:

– Да, помнится, мы такое уже слыхали: «Этот народ оказался недостоин своего фюрера и своей исторической миссии – так зачем ему жить!»

А теперь слушай сюда, ты, полоумный коминтерновский выблядок!

Я – сам уж не знаю, почему – очень не люблю тех, кто затевает Мировую войну, а для почина превращает в радиоактивный пар полмиллиона людей, решительно ни в чем не виноватых. И уж, по любому, я вам не простецкий парень из тех, что позволили некогда обрядить себя в чужую форму, а потом нашпиговать свинцом – в том городишке, Глейвице.

Ты ведь уверен, что очень хорошо прикрыл свою старую морщинистую задницу – и, в общем-то, не ошибаешься. В этом рехнувшемся мире ты со своими сценариями действительно оказался нужен ВСЕМ: Штатам, Европе, России, исламистам, может и Китаю – не удивлюсь… Но всё-таки есть одна карта, которую ты недосчитал в своем раскладе.

Есть на Ближнем Востоке одно маленькое, но очень решительное государство с совершенно отмороженными спецслужбами. И ему очень-очень не понравилась твоя затея насчет ядерного удара по Мекке; не ОТВЕТНОГО удара – на это-то как раз они и сами всегда готовы , – а именно что такого вот, ПРОВОЦИРУЮЩЕГО…

И если я не ошибаюсь в своих прикидках, эти ребята уже где-то на подходе. Так что если у тебя там – грёбаный ты Знаток Русской Кухни! – сейчас печется пирог, советую быстренько выключить духовку. А то представь картинку: сидишь ты в кабинете, с чинно-благородным пулевым ранением в области сердца – а по всему дому вонь и чад в три слоя. Неэстетично как-то, снижает образ…

…Тут Робингуд внезапно замолкает и, по прошествии пары мгновений, медленно опускает трубку.

– Что там такое? – вопрошает Подполковник.

– Судя по звуку, – заключает слепой снайпер, – это был «Нешер а-Мидбар» – «Орел пустыни». Калибр одиннадцать-и-две. Очень странно…

– Что именно странно? – уточняет Подполковник.

– Понимаешь, израильские охотники за головами из «Сайерет Маткаль» и прочих антитеррористических подразделений – люди высокопрофессиональные и прагматичные. Из пистолетов они, насколько я помню, предпочитают в работе «Зиг-Зауэры» и «Глоки». А этот слонобой сорок четвертого калибра по делу-то абсолютно нефункционален – им «отважные израильские коммандос» пользуются исключительно в легендах о них…

– Так мы, Боря, и есть – в легенде . Точнее – кроме как в легенде, нас уже нигде и нету. Или ты еще не понял?..

И тут случается странное.

Изображение ожидающего самолета заволакивает марево – в нем стремительно тают и самолет, и спецобъект за спиной, и пустыня вокруг. Подполковник, изумленно крякнув, принимается зачем-то ощупывать свои колени, а потом вдруг… приседает! Медленно и явно не веря себе, он опускается на корточки, потом осторожно выпрямляется – ноги целы и работают! Работают!.. Удивительная метаморфоза происходит при этом и с его лицом, которое прямо на глазах перестает быть «собранным из кусков». Тут взгляд его останавливается на оброненной им при этом трости с изображением львиной головы: она становится стеклисто-прозрачной, потом стекло это подергивается быстро густеющей дымкой… Миг – и у ног «красы и гордости ГРУ» лежит на бетоне шпага с изящной и дорогой рукоятью.

За спиной его между тем слышится изумленно-радостное «Ох!!» Гюльчетай: Ванюша на своей каталке начинает привставать на локтях, обрывая шланги капельниц и катетеров, как тот пробудившийся Гулливер, а потом одним движением усаживается, свесив ноги с края своего скорбного ложа и обалдело скребя пятерней маковку: «Ё-моё!!» Робингуд лихорадочно срывает с лица разлезающиеся клочьями бинты, под которыми обнаруживаются ничего не понимающие, но вполне целые глаза – и открывшаяся тем глазам картина весьма располагает к тому, чтоб их тут же и протереть.

«Краса и гордость ГРУ» успел за те мгновения обратиться в изящного насмешливого джентльмена в напудренном парике с косичкой. «Лучший рукопашник спецназа» ошеломленно мнет в горсти ткань плаща, неведомо откуда возникшего на его плечах – похоже, это оно и есть, зеленое линкольнское сукно . Сам атаман пребывает в не меньшем ошеломлении: ощутив вдруг под прижатой к груди ладонью холодный металл, он обнаруживает на себе панцирь с золотым, изукрашенным самоцветами орденом на цепи.

Все трое напряженно вглядываются вдаль – в том примерно направлении, где раньше был самолет; судя по всему, им видно там нечто такое, что скрыто от остальных зрителей тем самым дрожащим маревом.

– Ну что, – прерывает наконец молчание рыцарь, обведя взглядом товарищей, – двинулись, помаленьку?

– Да, пожалуй… – задумчиво кивает джентльмен. – Бал окончен, гости давно разъехались, а мы всё стоим на мокром от дождя крыльце в ожидании экипажа, которому неоткуда взяться – эдаким дурацким плюс-квам-перфектом…

– Плюс к кому? – озадаченно хмурится стрелок.

– Ежели по-простому, – усмехается рыцарь, – так это про то, что эпоха закончилась, и пора бы нам отседова валить.

– Ну, вот так бы и говорили!..

– Стрелок! – пальцы Гюльчетай осторожно прикасаются сзади к плечу, обтянутому зеленым сукном. – Возьми меня с собой!