Илья Варшавский - Тараканы

Из соседней комнаты доносятся какие-то мяукающие звуки. Лиллн вскакивает. Я тоже делаю невольное движение. Она оборачивается в мою сторону. В ее глазах бешенство и ненависть.

— Сиди, подлец! — кричит она мне.

Я снова сажусь.

Ее гнев быстро гаснет.

— Ладно, — говорит она, — все равно, пойдем!

— Может, не стоит, Ли? — тихо спрашиваю я.

— Согрей молоко, — обращается она к Тони. — Идем, Свен.

В кроватке — крохотное, сморщенное личико. Широко открытые глаза подернуты мутной голубоватой пленкой.

— Смотри! — Она поднимает одеяло, и мне становится дурно.

— Ну вот, — говорит Лилли, — теперь ты все знаешь.

Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону.

— Пойдем, — говорит Лилли, — Тони ее покормит.

Я беру ее за руку:

— Лилли!

— Перестань! — Она резко выдергивает свою руку из моей. — Бога ради, перестань! Неужели тебе еще мало?!

Мы возвращаемся в гостиную.

— Ты знаешь, — говорит Лилли, — я бы, наверное, сошла с ума, если бы не Тони. Он о нас очень заботится.

Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть иначе, если б тогда..,

Возвращается Тони.

— Она уснула, — говорит он.

Лилли кивает головой.

Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы думаем об одном и том же.

— Ну, как ты съездил? — снова спрашивает Лилли.

— Хорошо, — отвечаю я, — было очень интересно.

— Будешь что-нибудь писать?

— Вероятно, буду.

Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к чему-то прислушивается. Я чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти.

Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет.

— Лой?!

Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли.

Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая струйка слюны.

— Что случилось, Лой?!

Лой хохочет. Жирный живот колышется в такт под впалой, волосатой грудью.

— Потеха!

Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежаются с судорожными всхлипываниями.

— Потеха! .. Макс… за неделю… за одну неделю он сделал все, над чем я, дурак, зря бился пять лет… В Центре такое веселье. Обезьяна!

Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать с тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать!

— Лой! — Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок. Первый раз я слышу в ее голосе настоящую нежность. — Не надо, Лой, нельзя так отчаиваться, ведь всегда остаются…

— Тараканы! — кричит Тони. — Остаются тараканы! Делайте ваши ставки, господа!