Александр Тюрин - Каменный век

Кожаный поднялся, застегнул плащ-халат на животе, и тут в буфет зашли два знакомых мента, на сей раз суровых, как аятоллы, и двое в штатском с набрякшими, скучающими по работе кулаками. Кожаный швырнул на них Бациллу и стал скрываться через подсобку. Но и с черного входа вбегали люди с недружественными лицами.

Уязвленный нечестностью Кожаный вскричал: “Я плюю на вас, пигмеи, шибздики духа!” и выкинул в окно то, что покоилось в карманах, что имелось на теле. Деньги, финку, браслет, перстень, рацию, газовый пистолет. Поэтому Кожаному было не так больно, когда ему стали крутить руки. Все выброшенные вещи явились манной небесной на стоянку робобусов и такси, раскинувшуюся внизу. Случайные люди, стоявшие там в очереди, действовали быстро, но точно. Накрывали подметкой понравившийся им предмет, потом наклонялись, вроде бы завязать шнурок, и хвать — трофей в кармане!

Пожилой благообразный джентльмен, садящийся с достоинством в такси, заметил подозрительное движение шофера, который помогал ему укладывать чемоданы, и сказал пронзительным голосом хищной птицы:

— Что это вы там зажали между ног? Ну-ка, поднимите башмак.

Шофер нехотя подчинился и открыл цепкому глазу джентльмена черный браслет.

— Ого, да это ж браслет моей супруги.— Джентльмен заметил возмущение на лице шофера и добавил несколько убийственных фраз вместе с саркастическим смехом.— Или вы хотите сказать, что тоже носите женские украшения? Может, вам серьги подарить или чулки?

— Но ваша жена здесь не стояла,— сказал огорченный шофер.

— А вы здесь всю жизнь стояли. Бессменный часовой, ха-ха. Моя жена уронила вещицу вон там, она покатилась, тут вы ее и накрыли, как коршун. Правда, Машенька?

— Ах, если бы ты умел врать,— не подвела боевая подруга.

Шофер в сердцах швырнул чемодан, захлопнул багажник, прищемив себе палец, и пошел, расстроенный, к рулю. Победитель дискуссии забрал браслет как приятную мелочь.

Однако уже дома Машенька объявила, что не будет носить такой подарок, слишком уж он мрачный и чересчур дешево достался ее муженьку. Лучше подарить браслет какой-нибудь скверной женщине на день рождения.

— Эдак ты весь дом раздаришь,— неодобрительно сказал джентльмен, он же Николай Епифанович Смеляков, доктор киберологии.

— Эй, фатерлянд, дай-ка мне, я в нем на танцы пойду,— дочь Алиса завладела браслетиком и с трудом натянула его на свою руку, более похожую на свиной окорок. Впрочем несколько мгновений спустя браслет изменился в размерах и стал в точь-точь по руке.

Вся Алиса была внушительная девушка, однако любила быстрые пляски, потому что с медленными танцами, вернее, с разбегающимися кавалерами, возникали проблемы.

— Дай червонец,— сказала Алиса папе.

— Деньги тебя испортят, деньги всех портят.

— Ну и давись тут своими деньгами, а мне пора.

— Куда ж ты пошла, еще не покушала, совсем слабенькая, бледненькая,— вскричала встревоженная мать.

— Да провались ты, маменька, вместе со всей жратвой,— отбивалась дочка.

С последним Алисиным словом на кухне рвануло, вместе с дверью в соседнюю столовую комнату полетели лапша, фрикадельки, кнели, фарш, живая рыба щука. Фарш залепил все представительное лицо Николая Епифановича, превратив его в шутовскую рожу для ярмарки. Щука впилась женщине-матери в нос. Лапша повисла африканской прической на дочери.

Проглотив часть фарша, Николай Епифанович испустил зажигательный клич: “Диверсия, Маша, вызывай органы”. Маша в это время металась по комнате, пытаясь отодрать от носа хищную рыбу, и кричала гнусавым голосом: “Спаси меня, Коля!” Алиса же, рассматривая себя в зеркало, приговаривала: “В кайф”. Наконец, Маша перестала надеяться на Колю и победила рыбу, затем вбежала на кухню, преодолела сопротивление все еще летящего фарша и повернула рубильник.

— Какие там органы, просто скороварки взорвались да мясорубка взбесилась. Сбой на кухонном сервере, я сейчас ремонтную программу загружу,— сказала опомнившаяся Маша.— Ага, тут еще немного лапши осталось. Алиска, за стол, иначе никуда не пойдешь.

Николай Епифанович тоже образумился, опустил в нормальное положение закатившиеся было глаза.

— Алиса, дочь, дай скорее мне браслет.

Девушка надула от недовольства щеки, отчего стала похожа на самовар, но отца послушалась.

Воистину у Николая Епифановича было чутье, не зря люди называли его доктором киберологии. На следующий день он пришел с браслетом на работу, в родной Центр Киберологических Исследований и, немного покумекав, вывел из строя дорогостоящую установку в конкурентном отделе, которым заведовал пейсатый зануда Лев Исакович. Потом Николай Епифанович сел разбираться с браслетом. После детального изучения сомнения истаяли — к нему в руки попал суперинтерфейс.

На следующий день после операции ССС в аэропорту, выписался, наконец, из психбольницы старший инспектор Драницын. Вник в положение вещей, вошел в обстоятельства, после горячей обработки в кабинете генерального инспектора закрыл до лучших времен дело на Виктора Васильевича Лучкина. Пошел на явочное место, в пивную “Желтая река” для встречи с агентом Фалько. Некоторое время оба сидели молча, погружаясь сознанием в кружку, выдерживая паузу значительности.

— Ну, посмотрим, что вы мне поведаете,— начал Драницын.

Агент Фалько рассказал все, чему был свидетелем и участником.

— По идее, я должен арестовать вас прямо сейчас,— тяжело вздохнул старший инспектор,— не понимаю, почему вы не попытались соврать мне.

— Я никогда не вру, если мне это не нужно. Просто мы с вами, Феодосий Павлович, заодно. Так сказать, заединщики. Вы благословили меня на труд и на подвиг — и половина успеха ваша. Я считал ваше молчание — а две недели вы не давали никаких ценных указаний — как разрешение на свободный творческий процесс.

— Я лечился,— сказал старший инспектор, но понял, что выглядит неубедительно, и стал говорить отрывисто, почти гавкать.— Я просил вас оказать мягкое содействие, а вы накуролесили больше, чем сам преступник.

— Согласен. Каждый из нас наколбасил больше, чем сотня дядей-Витей, вместе взятых.

— Вы вели себя, как головорез, террорист и предатель.

— Вот именно. Только наоборот. Не головорез я, террорист и этот, как его, но специалист, но сотрудник отдела особых операций. Долбонам из регионального отдела мы, конечно, не скажем, как мы их облапошили. А вот Центр, я уверен, поймет такое развитие событий.

— Центр не поймет никакого развития,— горестная складка прорезала лоб Феодосия,— потому что Центр не знает начала. Я не успел связаться с ним.

Эта новость не очень подкосила Освальда. Он чувствовал, что уже не пересядет на другую половину стола. Центр обязан… когда-нибудь поймет… если нет, то это центр стада, которое прет неизвестно куда.