Иар Эльтеррус - Мы — есть!

— Не мучай себя, — проворчал он. — Иди в эту свою каютку и хоть щиты сними, у тебя совсем не осталось сил, рухнешь сейчас. Двадцать тысяч лет, а ведешь себя, как неразумный мальчишка.

— Ты прав, — усмехнулся Илар. — Извините меня, дети мои, но я должен вас покинуть.

Он наклонил голову и исчез. Буквально через несколько секунд его присутствие перестало ощущаться вообще. Кержак кивнул своим мыслям — похоже, зашел в каюту с теуровыми стенами. Шаман поежился, попытавшись представить себе, что ощущает сейчас Мастер. Не дай Создатель такой «радости»! Вскоре вернулись Николай с Никитой, и на них накинулись с распросами.

— Тра-Лгаа обещала, что через пару часов все будет в порядке, — ответил Николай, поискав глазами учителя. — Даше еще необходимо пережить первичное слияние, то, что сейчас с нами всеми происходит.

Действительно, мало кто понимал, где сейчас его чувства, а где чувства соседа. Никита ощущал Лави полностью, никогда и представить не мог, что сможет понять все, что чувствует женщина, стать с ней единым целым. Неприятное происшествие быстро забылось, и счастливый смех снова прокатывался над палубами астропорта. Каждый, конечно, знал, что Командор сейчас кричит от боли, но ничего не мог с собой поделать и все равно смеялся. Это было нечто сильнее самой души разумного, нечто, превышающее саму жизнь и даже любовь. Самые неприятные мысли не могли поколебать уверенность в том, что все вокруг тебя любят. Любят такого, каков ты есть на самом деле. Из самых дальних закутков души каждого новичка выбирались желания, порой очень странные желания. Привычных комплексов и ограничений не стало, они исчезли, как туман под солнцем. Ни один не боялся признаться в том, что ему хочется того или иного. И ни один не осуждал другого. Возможно, не принимал его или ее желаний для себя самого, но не осуждал. Просто не мог. Не мог, потому что чувствовал все, что чувствует этот другой, и понимал его, как самого себя. Большинство того, что казалось людям важным раньше, потеряло всякое значение. Единственное, что было совершенно невозможно, невозможно в принципе, это насилие. Навязывание другому того, чего он не хотел. Впрочем, среди эмпатов и не могло быть по-иному.

Довольно скалящегося Кержака утащили куда-то две круглоглазые сестренки-близняшки с Тиума. Никита исчез вместе с Лави, Николай что-то нежно нашептывал на ухо совершенно счастливой Равле. Около них почему-то крутилась прядущая ушами перевозбужденная Миримель. Алексей Игоревич тоже ушел с какой-то молодой женщиной. Ник пыхал сигарой и что-то рассказывал доброму десятку сгрудившихся вокруг него девушек. Они то и дело взрывались хохотом и махали руками на бывшего красного комиссара. Тот довольно ухмылялся и снова сплетал эмообраз, от которого все вокруг покатывались со смеху. Люди пили, веселились, любили друг друга. Понятие стыда исчезло для них в этот день. Ничто не являлось стыдным. Слияние, первый день после Посвящения. У каждого аарн этот день оставался в памяти как самое восхитительное переживание в жизни. Острота чувств была слишком велика, люди и гварды часто вопили что-то восторженное, пели, прыгали, носились по астропорту, и все встречные с радостью улыбались им, принимая, как должное, самые дикие выходки. В день Слияния новичкам позволяли все. Праздник продолжался, и мир вокруг ласково улыбался своим глупым еще, но любимым детям.

Взяв из окна доставки кружку со свежайшим пивом, Вальгер в который раз удивленно покачал головой. Казалось бы, давно пора привыкнуть, уже вторую неделю он живет в этой квартире на территории детского дома, но привыкнуть никак не может. Надо же, даже свежее пиво через линию доставки заказать можно! Откуда оно только берется? И совершенно бесплатно, к тому же. Это удивляло не меньше всего остального. Впрочем, вся территория детского дома номер четырнадцать представляла собой сейчас нечто маловероятное. Вместо обычных для таких мест стандартного вида прямоугольных зданий здесь выстроили десятки сказочных теремков и полуоткрытых бунгало. Мягко светящиеся ночью фигурные башенки заставляли останавливаться рядом с ними в восхищении. Даже повидавший многое сержант часто стоял ночами рядом ними, курил сигарету за сигаретой и любовался нечеловеческой, хрупкой, эфирной красотой. Впрочем, хрупкими башенки казались только на первый взгляд. Сколько раз Тартик со своими подпевалами пытались отломать хоть маленький кусочек мерцающего загадочными блестками материала башенок. Куда там! Их, похоже, невозможно было повредить даже алмазными резцами. Вальгер не пробовал, да и пробовать желания не имел. А столовая? Сержант поежился при одном воспоминании. Внутри столовая чаще всего походила на сказочные джунгли, на толстенных ветвях которых и стояли столики. Над ними прыгали десятки ярких, пушистых зверьков, выпрашивающих у детей кусочки чего-нибудь вкусного. Столики иногда подымаясь в воздух вместе с визжащими от восторга детьми и устраивали напоминающие безумную карусель гонки между ветвями. Каким-то образом столики не сталкивались, проходя порой в каком-то полуметре друг от друга. А потом мягко и незаметно опускались на свое место. Джунгли в столовой менялись каждый божий день. Порой даже становясь не джунглями, а чем-то вообще ни на что знакомое не походящим. Иногда казалось, что столики стоят на каменных пиках, застывших посреди пустыни. Иногда на маленьких островках посреди бесконечного океана. Никогда нельзя было заранее сказать, чего именно ожидать. Первое время Вальгер только тихо ругался, обнаружив вместо столовой что-то вообще уж несусветное, но потом попривык и перестал обращать внимание.

Допив пиво, сержант встал и бросил в рот очищающую дыхание пастилку с мятным вкусом. Хотелось еще, но времени не было, через четверть часа начиналось его дежурство. Вечером. Пожевав пастилку, Вальгер с отвращением выплюнул ее в урну. Неприятная штука, но дышать на детей пивным запахом никак не хотелось. Он быстро собрался, прикрепил на пояс биокомп, с которым еще не научился толком обращаться. Но уже успел понять крайнюю полезность этой небольшой вещицы. Любая запрошенная мысленно информация передавалась каким-то образом прямо в мозг. Сперва это тоже пугало, а потом сержант привык. Впрочем, скоро он, похоже, вообще разучится удивляться. Слишком много невероятного вывалил на него за последние дни дварх-майор Фаннасанх. Такого, что расскажи кому-нибудь из прежних сослуживцам, так просто не поверят, подумают, что у рассказчика крыша съехала.

Выйдя из своего небольшого бунгало около самой ограды детдома, Вальгер быстро пошел по направлению к учебным корпусам. Он шел по неширокой дорожке через парк, если это нечто можно назвать парком. Сказочным лесом, разве что. В воздухе плавали разноцветные ворсистые шары, яркие, белые и синие стволы деревьев переплетались между собой, изменчивые не менее многоцветные лианы медленно скручивались над головой во что-то незнакомое и загадочное. Цветы в рост человека шевелили лепестками и одуряюще пахли. Яркие насекомые вились над ними. Казалось, тихая, ласковая музыка звучит в этом сказочном лесу. Вдруг из чащи чего-то напоминающего высокие папоротники, вышел здоровенный саблезубый зверь. Он, мурлыкая, подошел к сержанту и потерся о его ногу, требуя ласки. Вальгер вздрогнул, нервно посмотрел на клыки длиной в локоть, и почесал животное за ухом. Мурлыканье стало оглушающим. Однажды сержанту довелось видеть, как эта зверюга жрала сырое мясо и впечатление это зрелище произвело незабываемое. Но при том огромная кошка была невероятно ласкова, охотно катала на себе детей и требовала от любого встречного внимания. Как это могло совмещаться, Вальгер не понимал, но смирился с фактом существования опасного хищника на территории детдома. Тем более, что дети обожали свою Масюшу, как они прозвали саблезубую кошку. Зверюга не отставала от сержанта до самого учебного корпуса, после чего зевнула и исчезла в зарослях. Вальгер облегченно вздохнул и мысленно обратился к биокомпу детдома за разрешением войти. Разноцветная дымка, скрывающую за собой комплекс связанных мостиками башенок, раздвинулась, и сержант встал на высунувшийся из стены язык биотранспортера.