Иар Эльтеррус - Мы — есть!

Сандер снова расхохотался. Он смеялся так заразительно, что вслед за ним начали смеяться детдомовцы и даже кое-кто из воспитателей. Вельма, по крайней мере, хохотала, держась руками за живот. Ее мать с некоторым удивлением поглядывала на дочь, не зная еще истории прилетевших мальчишек.

— Васька, Рамек! — представились остальные двое юных пилотов.

Дети окружили их и отчаянно загалдели, каждый спрашивал что-то свое. Но троица мальчишек-аарн не растерялась, они каким-то образом успевали отвечать каждому. Тартик остался стоять в стороне, не желая быть таким же бесцеремонным, как остальные. Он не видел, что Барлик встретился глазами с Васькой и на секунду опустил веки. Тот понимающе ухмыльнулся и выбрался из толпы.

— Привет! — сказал он, подойдя к хмурому мальчишке. — Тебя как звать? Меня Васькой, если не знаешь.

— Тартиком, — ответил тот, очень удивившись.

— Ты так на истребители смотришь… Прямо, как я, пока летать не разрешали. Любишь летать?

— Ага… Меня однажды на лам-истребителе катали. Даже порулить дали, а потом сказали, что я прирожденный пилот…

— Не брешешь? — удивленно спросил Васька.

— Не-а.

— Да… Тогда тебе тяжко. Хочешь полетать?

— Еще бы! — даже подпрыгнул Тартик.

— Щас попробуем, — подмигнул ему Васька. — О, вспомнил. Мне ведь говорили, что у вас тут два прирожденных пилота есть. Забыл. Один точно Тартик, а второй… То ли Саркес, то ли Саркас…

— Саркис! — ухмыльнулся Тартик. — Никогда бы не подумал. Он же совсем слабый, все время ревмя ревет.

— Так помоги ему, — фыркнул юный пилот. — Человек плачет тогда, когда ему больно. И страшно. Если ты станешь пилотом, то твоей задачей будет защитить слабых, сделать так, чтобы они не плакали. Честно, если бы я увидел, что кто слабого пацана обижает, надавал бы обидчику в морду. По-простому, без выкрутасов. Такие ничем не лучше махновцев.

Тартик отчаянно покраснел, вспомнив, что сам творил совсем недавно. Вспомнив, как перед ним на коленях стояли взахлеб рыдающие Саркис с Ленни, а он с презрительной ухмылочкой отвешивал плачущим пощечины. Ой, мамочка… Кем же он был?

— А кто такие махновцы? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Они моих мамку с тятькой повесили… — хрипло ответил Васька, вытер слезу и отвернулся.

— Как повесили? — растерялся Тартик.

— А как вешают? — дернул щекой пилот. — За шею.

— П-почему?

— Покуражиться захотелось сволочам, — закусил губу Васька. — Пришли в деревню, ограбили, а потом мамку с тятькой и дядьку Максима повесили. Штоб силой своей похвастаться. Понял теперь, почему те, кто над слабыми измываются, не лучше махновцев?

— Понял… — с трудом выдавил из себя Тартик, потом нахмурился, вздрогнул и признался. — Я таким же был… Над Саркисом и остальными издевался. Стыдно теперь…

— Раз говоришь был, — усмехнулся Васька, — то уже нет?

— Никогда больше! — вскинулся Тартик. — У меня тоже маму убили! Отчим насмерть забил… Я не знал и думал, что она меня предала, бросила. Всем вокруг отомстить хотел.

— А чего мстить невиноватому? Так легко стать таким, как твой отчим. Он, наверное, тоже на твоей маме злость за что-то срывал.

— Не хочу быть таким, как он… — мертвенно побледнел Тартик. — Не хочу!

— Так не будь, — удивился Васька. — Кто ж тебя заставляет?

— Сам заставлял… — признался мальчишка и уставился в землю.

— Вот и зря! — ухмыльнулся юный пилот. — Пошли, погуляем, покажешь, что у вас здесь есть.

— Пошли…

Барлик внимательно следил за удаляющимися по тропинке двумя мальчишками и почти незаметно улыбался. Кто бы знал, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы привезти сюда троих юных хулиганов. А уж с дварх-капитаном «Ночного Охотника» Барлик спорил добрых пару часов, но все-таки уговорил неуступчивого алого дракона разрешить шкодливым пацанам взять лам-истребители. Ведь Сандеру с приятелями запретили даже подходить к истребительным отсекам до окончания Летной Академии. Именно в нее они и должны были отправиться после Посвящения Васьки и Рамека. Барлик перехватил их перед самым отлетом на Артиг, где располагалась Академия. Если бы не его авторитет Воспитателя, то юных шкодников таки отправили бы на учебу. Но под честное слово Воспитателя отпустили с ним, хотя старший брат Васьки, Иван, очень долго сопротивлялся. О проведенной с мальчишками подготовительной работе Барлик не хотел даже вспоминать. Васька поначалу просто не понял, чего от него хотят. Пришлось заложить ему в память все, что происходило в детдоме номер четырнадцать, и дать подумать немного. Самому. Понял. Все понял и сейчас совершенно правильно работает с Тартиком. Умничка.

Директор перевел взгляд на Мерека, Кинса и Валега, бывших друзей Тартика. Теперь нужно разбить эту дружную троицу, заставить каждого из них задуматься. Они так и не поняли, что произошло с их бывшим вожаком, за которым раньше готовы были идти в огонь и в воду. Почему он так изменился? Мерек еще и сильно обиделся за то, что Тартик подрался с ним, защищая никчему Саркиса, над которым раньше сам измывался только так. Ничего, сегодня они кое-что поймут. Пусть немного, но и то дело. Валег уже задумывается, Мереку мешает обида. Но вот Кинс… Мальчишка трусоват и подловат. Он успел побывать беспризорником и улица наложила на него свой страшный след. Утверждая себя за счет унижения другого, Кинс испытывал наслаждение, в отличие от остальных из своей компании. Будь он эмпатом, как дети аарн, все оказалось бы просто. Но вот как доказать не эмпату, что ничего хорошего от унижения других он не получит? Ведь вся его жизнь говорила о другом. С раннего детства Кинс видел, что сильные и богатые были жестокими и подлыми. Кинс тоже хотел быть богатым и сильным. И верил, что для того сначала нужно стать жестоким и подлым. Хотя если он останется в полном одиночестве, то начнет что-то искать, не понимая, почему все не так, как раньше. Почему от него отвернулись все вокруг. Этот момент надо поймать и надавить на чувствительную точку. Жестоко, но иного выхода нет.

Вздохнув, Барлик бросил Ваське эмообраз о том, что пора бы возвращаться. Вскоре на тропинке появились оживленно о чем-то беседующие новые приятели. Итак, наступает момент истины… Или не наступает? Посмотрим. Директор с интересом наблюдал за лицом приближающегося Тартика и кивал своим мыслям. И что мы видим? Мрачная решимость, даже обреченность. Хорошо, решился, значит.

Подойдя поближе, Тартик протолкался в центр толпы.

— Все меня слышат? — громко спросил он.

Удивившиеся дети замолчали, поворачиваясь к нему. Они привыкли, что Тартик почти все время молчит.

— Я прошу прощения у всех, над кем смеялся и издевался! — глаза мальчишки горели каким-то лихорадочным огнем. — Прости меня, Саркис! Прости меня, Ленни!