Евгений Лукин - Лечиться будем

«Надо что-то делать», - придя в себя, растерянно подумал Стратополох.

Что?

«Человек вы разумный, - снова зазвучал в мозгу властный до брюзгливости голос орденоносного омоновца. - Даже вон с учета вас сняли…»

А если снова стать на учет?

Вдруг у них там особый пунктик есть: психов на работу не брать?..

Повадился что ни день в поликлинику! А с другой стороны, что тут еще придумаешь? Предстоящая авантюра шансов на успех не имела, и Стратополох сознавал это лучше кого-либо иного.

Да и где он, этот иной?

На то, что Артёма официально восстановят в рядах патриопатов, рассчитывать было по меньшей мере наивно, но почему бы не попытаться обойти добрейшего Валерия Львовича с другого боку? Тем более участковый и сам предлагал обращаться с неврозами в любой момент… Впрочем, даже если обойдешь… Вон у градоначальника, как выяснилось, диагноз куда круче - эпилептик, а работает… И как работает!

Все же попытаться стоило.

Чувствуя себя то Петром, то Иудой (первый, напоминаем, предал из страха, второй - за деньги), подходил литератор к розовому особнячку.

У крыльца его поджидал старый знакомый в некогда щегольской, теперь же обтерханной и грязноватой кожаной куртке.

– Ну?.. - с победной хрипотцой приветствовал он Артёма, дохнув на него плотным перегаром. - Что я говорил? Вчера - оттуда, сегодня - снова туда…

Привычным жестом распахнул правый борт куртки, предъявив торчащие из внутреннего кармана бледные тоненькие брошюрки «Что отвечать психиатру?», внешне до обидного напоминающие сборничек стихов самого Стратополоха.

Стиснув зубы, Артём обежал искусителя и устремился по коридорчику к заветному кабинету. В том-то и штука, что психиатру надо было сейчас отвечать совсем не то, о чем говорилось в брошюрках. Собственно, не психиатру, а участковому психотерапевту, но в данном случае это значения не имело…

– Что с вами? - ахнул Валерий Львович.

– Навязчивости, - прохрипел Стратополох, оседая на стул. Участковый всмотрелся и понял, что дело, кажется, и впрямь серьезное.

– В чем это выражается?

– Я все переделываю, доктор!

– Что именно?

– Текст! - вздрогнув, признался Стратополох. - Переписываю каждый абзац по сто раз.

Далее оба понизили голоса, подались через стол друг к другу, беседа пошла напряженно, тревожно, стремительно.

– По сто раз, вы говорите?

– Ну не по сто… По десять, по двадцать раз! Ничего не могу с собой поделать. И боюсь, боюсь…

– Чего боитесь?

– Боюсь, как бы какое слово не повторилось.

– А если повторится?

– Плохо…

– Почему? Дурная примета?

– Нет. Просто боюсь. Перечитаешь, что написал, вроде нет повторов. А потом опять появляются. Сами…

Артём видел, как в пристальных увеличенных линзами глазах участкового затлел охотничий огонек. Только бы не переиграть, только бы не переиграть…

А недоиграешь - тоже ничего хорошего.

– То есть чувствуете сильный страх?

– Да! А тут еще значки вдобавок…

– Какие?

– Просто значки. Я их вижу, понимаете, вижу!

– Как видите: в голове или на мониторе? Что за значки?

– Такие маленькие…

– Какого цвета?

– Кажется, черного. Да, черного. Точечки между словами, а в конце абзаца вроде буква «П» с хвостиком… Я их ненавижу.

– Почему?

– Они нехорошие.

– Откуда знаете, что нехорошие?

– Я их не печатал. Они сами появляются и мешают.

– С какой целью мешают?

– Не знаю.

– Они разговаривают с вами?

– Нет, не разговаривают.

– Смотрят на вас?

– Ну… в каком-то смысле… Да, смотрят.

– Отключить не пробовали?

– Пробовал. Не выходит.

– Отвернуться от них можете?

– Могу, наверное, но… они же все равно там!

Искры любопытства в глазах участкового разгорались ярче и ярче. Такое впечатление, что каждый ответ Артёма, с одной стороны, озадачивал Валерия Львовича, с другой - приводил в восхищение.

– Вам что-то не дает отвернуться от монитора?

– Да.

– Значки?

– Нет.

– А кто?

– Не знаю. Говорит: «Убери эпитет, убери эпитет…» Подзуживает, подзуживает…

– Это человек? Кто он такой? Мужчина? Женщина?

– Нет… Не человек. Нечто.

– То есть оно знает ваши мысли? И влияет на вас?

– Да, очень…

– А как оно влияет, посредством чего?

– Не знаю…

– Вы разговариваете с ним?

– Да… ругаюсь.

– Мысленно?

– Иногда вслух.

– И оно слышит?

– А черт его разберет…

– Хоть раз видели его?

– Нет. Ни разу.

– Какое отношение оно имеет к вам?

– Я же говорю: сидит в голове, как пуля… То ему не так, это не эдак… Доктор! - взмолился Стратополох. - Помогите!

Валерий Львович откинулся на спинку стула и прикрыл веки с удовлетворением меломана, только что прослушавшего скрипичный квартет. Снял, как водится, свои окуляры, достал бархотку и на этот раз протирал линзы особенно долго. Всю душу вымотал.

– Ну что ж… - с прискорбием молвил он, водружая очки на место. - Навязчивость, выраженная в ритуалах… Необходимость по многу раз переделать абзац… суеверно избежать повторов… Убежденность, будто текст от этого становится лучше… А «значки», насколько я вас понимаю, явление псевдогаллюцинаторное, так?

Стратополох подавленно молчал.

– Стало быть, вы даже знаете, что от истинных галлюцинаций можно отвернуться, а от псевдогаллюцинаций - нет… Да еще вдобавок это ваше «нечто»… Хорошо подготовились, Артём Григорьевич, просто хорошо! Невроз навязчивых состояний вышел у вас прямо как настоящий… Поздравляю! Я вам даже едва не поверил… Слушайте, а вы, наверное, неплохой писатель!

– Артём Григорьевич!..

Опять все та же супружеская чета.

– Поздравляем, поздравляем… - лучась радушием, пела медоточивая соседка, глаза же у самой опасливо постреливали по сторонам. - Такая честь, такая честь… Неужели на премию Безуглова?

Серенькое костистое личико супруга под козырьком серенькой кепки вымученно покривилось в некоем подобии заискивающей улыбки. Из кармана плащика опять торчал свежий номер газеты «Будьте здоровы!».

– Вот о ком вам написать надо, вот, - указывая на невзрачного спутника жизни, умильно продолжала соседка. - Всю жизнь за правду страдаем, никак справедливости не добьемся… Да и где она, справедливость? - вздохнула она, пригорюнившись.

Кое-как отвязавшись и заверив, что обязательно выслушает при случае душераздирающую историю их трудной жизни, Стратополох проник в подъезд, где приостановился, восстанавливая истерический настрой, частично утраченный после беседы с соседями.

Любую, даже самую мягкую попытку привести его к общему знаменателю он воспринимал всегда как посягательство на свою внутреннюю свободу. Но теперь… То, что происходило теперь, даже сравнить было не с чем.