Вячеслав Шалыгин - Пятая Космическая

«Носитесь, как оглашенные, по горам, - грустно вздыхала она, - нет чтобы на пляже полежать спокойно. Там столько девиц отдыхает».

«Мама, ты ли это! - смеясь, отвечал Павел. - Раньше ты меня и близко к пляжам не подпускала, боялась, что туристки совратят».

«Так то раньше. - Мама опять вздыхала и отводила взгляд. - Сейчас-то ты уже взрослый. Пора бы и внуками меня порадовать».

«Порадую, мам, обязательно порадую», - обещал Павел, вскакивая в седло гравибайка, чтобы ринуться в очередную авантюру, придуманную неутомимым Воротовым.

До пляжей приятели-отпускники, конечно, тоже добирались, но маме об этом знать было необязательно. Офицеры были в курсе негласного деления пляжных территорий на зоны и никогда не забредали в «зеленую», где загорали туристы с детишками, ворковали молодожены и в принципе можно было найти тех самых девушек - местных или приезжих - для серьезных отношений. После насыщенного дня «развлечений не для слабонервных» офицерам было уже не до высоких материй или ухаживаний. Они смывали в баньке пот, ужинали, непременно с осетринкой и стопкой ледяной водки, а затем выползали, как два объевшихся крокодила на золотистый песочек «красной» зоны, где расслаблялись те, кому от жизни нужна только сама жизнь, от отдыха - отдых, а от секса - исключительно секс. Ну и, может быть, еще сто евро сверху. В деньгах у отпускников недостатка не ощущалось, поэтому многолюдные пляжные вечеринки под их патронажем проходили весело, шумно и довольно безнравственно. А утром «кутил и прелюбодеев» снова будил ухмыляющийся старший Воротов. Игнорируя протесты невыспавшихся офицеров, он тащил их к миниатюрному водопаду, что плескался неподалеку от охотничьего домика - любимого места ночлега приятелей, и приводил в чувство посредством полного погружения в ледяную воду. Затем две роскошные официантки кормили друзей горячим плотным завтраком, привезенным из лучшей приморской ресторации «Драниковъ», и ежедневная история повторялась.

В таком режиме, исключая субботы, дни для поездок по старым друзьям и родственникам, а также воскресенья, зарезервированные под чисто семейные посиделки, прошли все четыре недели отпуска. Физически отдыха не было, зато морально и Павел, и Ярослав будто заново родились. Все передряги и опасности службы на далеких Колониях растворились и остались в прошлом, как грязь после бани, и даже перспектива возвращения в душные кубрики и казармы не казалась такой уж неприятной. Служба есть служба.

«Знать бы тогда, что это будет последний отпуск. Хотя почему последний? Жизнь ведь не кончилась. Вот завалим марсиан, все снова наладится. Снова будут золотые пляжи, гравибайки и загорелые нимфы по сто евро штука. Впрочем, нет. Если все утрясется и останемся живы, нимфам придется искать другого спонсора. Интересно, понравится Яне на Каллисто?»

Подполковник снова взглянул в иллюминатор. Дождь над Округом Гатлинг немного утих, но утреннее небо не просветлело. Челноки первой и второй роты уже приземлились. Третьему, на борту которого и предпочитал летать комбат, до посадки оставалось секунд десять. На крыше ближайшего модуля уже можно было различить заклепки и принесенные ветром пожухшие листья. К тридцать пятому сектору Лидии подкрадывалась осень.

Челнок вдруг сильно тряхнуло, и он накренился так, что Преображенский прилип щекой к стеклу. К лицу прилила кровь. Павел попытался отодвинуться, но крен увеличился, и, чтобы не свернуть шею, подполковник был вынужден перевалиться через плечо. Теперь он лежал на иллюминаторе, превратившемся в одно мгновение из окна в борту в стеклянный «нижний люк». Сидевшие в других креслах бойцы повалились друг на друга. На ноги Преображенскому плюхнулся Воротов.

– Пристегнуться! - запоздало скомандовал пилот.

– Турок, что за хрень?! - заорал Ярослав.

– Падаем, коллега, - спокойно ответил пилот. - Молись.

В иллюминаторе показались серебристые гофры ближайшего к ВПП модуля, затем по стеклу побежали трещины, и оно с громким хлопком взорвалось. Время будто бы замедлилось, и Преображенский увидел, как из дыры в стекле, в ореоле осколков, стартует заклепка, выдавленная из крыши сминаемого челноком здания. Тускло поблескивающая алюминиевая пуля просвистела в сантиметре от лица и воткнулась в подголовник кресла, продырявив искусственную кожу и выбив из волокнистой подложки изрядную порцию пыли. Свет в салоне замигал, откуда-то посыпались искры, а затем накатил низкий, басовитый скрежет. Павел сгруппировался в ожидании удара.

Удар был сильным, таким, что все внутренности превратились в один тугой комок, а в голове загудело, как после прямого в челюсть, но Павел остался в сознании. Лампы погасли, и ориентироваться пришлось только на красные маячки аварийных выходов да свет из разбитых иллюминаторов. Из хвостовой части челнока в салон начал заползать едкий черный дым. Преображенский, превозмогая боль и онемение, разлившееся от живота до пяток, подполз к аварийному люку и повернул рычаг. Люк не открылся.

– На боку лежим! - К командиру на четвереньках подобрался Воротов. - Надо в правом борту открывать!

– Лезь! - приказал комбат. - Все к правому борту! Пилоты, открывайте лаз из кабины!

– Заклинило, - в салон заглянул перепачканный кровью Турок. Он утер рукавом кровоточащий нос и негромко добавил: - Горим, командир!

– Вижу. - Преображенский потянулся к кобуре. - Если «зверем», получится дыру в борту проковырять?

– Там броня титано-керамическая. - Пилот покачал головой. - Только зенитной ракетой в упор… как нас и приложили.

– Почему защита не сработала?

– Знал бы я, эфенди [2]. - Турок вытер ладонь о штаны. - О! Пошел!

Возглас относился к происходящему наверху. Бойцы умудрились вскарабкаться на ставший потолком правый борт и подползти к одному из аварийных люков. Шел перекошенный люк неохотно, но до половины все-таки открылся. Дым тотчас потянулся к образовавшемуся дымоходу, и пожар в хвостовой части обрел более внятные очертания. Последний ряд кресел уже лизали красные языки пламени.

– Надеть шлемы! Герметизация в режиме СО!

Кричать было тяжело, но пока бойцы не были в шлемах, на радиосвязь Преображенский не надеялся.

– Паша! - Воротов протянул руки. - Давай подсажу!

– Сначала бойцы!

– Тут все полыхнет сейчас!

– Лезь наверх, принимай! Приказываю!

Челнок вдруг снова вздрогнул всем корпусом, и дым повалил еще и из кабины. Вскарабкавшийся на спинку кресла, будто циркач, Воротов потерял равновесие и снова растянулся рядом с комбатом.

– Вот блин, они еще и добивают, что ли?! Где пэвэошники, мать их так?!

Из кабины послышался грохот и какая-то возня. Преображенский заметил, что дым оттуда уже не валит.