Аластер Рейнольдс - Город бездны

Саммартини состояли в близком родстве с Силвестами — кланом, который занимал первую строчку в табели о рангах. Я вспомнил рассказ Сибиллины о Кэлвине Силвесте. Этот человек воскресил забытые технологии нейросканирования, от которых в свое время отказались. Технологии, позволяющие превращать живых людей в бессмертные компьютерные копии-симуляты — правда, оригиналы при этом погибали.

Поначалу трансмигрантов этот факт не слишком беспокоил. Но когда копирование начало давать сбои, люди начали задумываться. Первыми трансмигрантами стали семьдесят девять добровольцев — восемьдесят, включая самого Кэлвина. Симуляты большинства из них утратили способность к воссозданию задолго до того, как логический субстрат, на основе которого они создавались, оказался поражен эпидемией. В память о погибших в центре Города Бездны был возведен Монумент Восьмидесяти — огромный мрачный склеп, в котором оставшиеся во плоти родственники усопших могли ухаживать за их гробницами. Когда разразилась эпидемия, Монумент решили пощадить.

В числе восьмидесяти были несколько членов семьи Саммартини.

— Нам повезло, — сообщила Шантерель. — Сканы Саммартини оказались среди пяти процентов уцелевших, а поскольку мои бабушка и дед уже имели детей, наша линия сохранилась.

Голова у меня пошла кругом. Значит, у нее два типа родственников: одни продолжают себя в виде бесконечных копий-симулятов, а другие… размножаются естественным способом. И то, и другое Шантерель Саммартини воспринимала как само собой разумеющееся. Эти компьютерные копии действительно были для нее чем-то вроде родственников, проживающих на удаленном анклаве в другой части системы.

— Поскольку все прошло нормально, — продолжала она, — наша семья финансировала продолжение исследований, которые прекратились после гибели Кэлвина. Как я уже говорила, наша семья всегда была в близких отношениях с Домом Силвеста. У нас есть доступ к большей части информации их лабораторий. Поэтому мы очень быстро добились успехов. Теперь нам известны способы сканирования без смертельного исхода… Но зачем вам это? — В ее голосе появилось раздражение. — Вы же не малч. Вы с Кэнопи. Значит, я не сообщу вам ничего нового.

— Почему вы решили, что я не малч?

— Вы умны — по крайней мере, вас не назовешь непроходимым идиотом. Между прочим, это не комплимент, а констатация факта.

Очевидно, ей даже в голову не пришло, что я могу быть родом из другой системы. Это полностью противоречило ее представлениям о мире.

— Почему бы вам не развлечь меня? Вы подвергались сканированию, Шантерель?

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Разумеется.

— Кажется, вы называете их интерактивными сканами?

— Симулятами альфа-уровня.

— Значит, сейчас где-то по Городу разгуливает ваша копия?

— Она на орбите, тупица. Технология сканирования никогда не пережила бы эпидемию, если бы не карантин.

— Ну вот вы и признали меня тупицей.

Она сделала вид, что не услышала.

— Раз шесть или семь в год я поднимаюсь туда «освежиться». Посещение Убежища — это как маленькая передышка. Убежище — это анклав во внешних уровнях Ржавого Обода. Туда никогда не попадали споры эпидемии. Там меня сканируют, и действующая копия впитывает в себя последние два-три месяца моей жизни. Я уже не думаю о ней, как о моей копии. Она скорее напоминает мне старшую сестру, которая умнее меня и знает все, что со мной когда-либо случалось, — как будто она всю жизнь стояла у меня за спиной.

— Представляю, насколько обнадеживает такая мысль — умирая, ты вовсе не умираешь, а просто расстаешься с одним вариантом существования. Впрочем, как я понимаю, никто из вас еще не умирал физически?

— До эпидемии так и было. Но не сейчас.

Я вспомнил о том, что говорила мне Зебра.

— А вы, Шантерель? Вы явно не герметик. Вы не одна из бессмертных, кому довелось унаследовать гены долголетия?

— Мне довелось унаследовать не самые худшие гены, если вас это интересует.

— Но и не самые лучшие, — поправил я. — Следовательно, вам по-прежнему необходимо, чтобы крошечные машинки уничтожали в вашем теле ненужные клетки и помогали расти нужным. Я правильно понял? Кажется, для этого не надо быть гением дедукции. Кстати, о машинах… Что с ними случилось после эпидемии?

Я посмотрел вниз. Фуникулер только что совершил прыжок над подвесной железной дорогой. По ней скользил сквозь ночь одинокий паровоз-зефир с четырехсторонней симметрией, везя цепочку вагонов в какой-то отдаленный район города.

— Вы не заставили их самоуничтожиться прежде, чем их достигнут споры эпидемии? Пожалуй, люди вашего типа должны были так поступить.

— А вам-то какое дело?

— Просто интересуюсь, не пользуетесь ли вы Горючим Грез.

Шантерель не ответила.

— Я родилась в 2339-м. Мне сто семьдесят восемь стандартных лет. Я видела чудеса, не доступные вашему воображению, ужасы, от которых бы вы содрогнулись. Я чувствовала себя Господом Богом, играющим в некую игру, исследовала параметры этой игры и даже выходила за ее пределы, словно ребенок, которому подсунули слишком простую игрушку. Этот город менялся у меня на глазах — тысячи раз. Сначала он становился все прекраснее, потом превращался в нечто отвратительное, темное, отравленное. Я останусь здесь, когда он вновь найдет способ вернуться к свету, будь то через сотню или тысячу лет. Значит, по-вашему, я должна отказаться от бессмертия — или спрятаться в дурацком металлическом ящике и трястись от страха? — ее глаза с вертикальными зрачками в прорезях кошачьей маски горели восторгом. — Ни за что! Я уже пригубила огненную чашу, и моя жажда неутолима. Вы можете представить, каково это — прогуливаться по Малчу незащищенной, среди массы неизведанного, зная, что внутри тебя все еще находятся механизмы? В этом есть какой-то первозданный трепет — все равно что ходить по углям или плавать с акулами.

— В Игре вы тоже участвуете ради… первозданного трепета?

— А как вы думаете?

— Думаю, ради бегства от скуки. Я прав? Мне сказал об этом Уэверли. К началу эпидемии вы испробовали все способы развлечений, разрешенные обществом. Все, что можно было инсценировать, симулировать, все, что могло вызывать острые ощущения или бросало вызов интеллекту, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Но вам, похоже, этого было недостаточно? Вы никогда не пытались устроить проверку своему бессмертию, никогда не ставили его под удар. Вы могли отправиться за пределы своей системы — там можно пережить настоящие приключения и даже прославиться. Но это означает отказаться от поддержки друзей, цивилизации, в которой вы выросли.

— Дело не только в этом, — возразила Шантерель. Стоило ей услышать сентенции, которые казались ей ошибочными, она сразу становилась разговорчивее. — Некоторые из нас действительно покинули систему. Но они знали, от чего отказывались. Они больше никогда не могли пройти сканирование, чтобы обновить свои копии. Через некоторое время различие между сканом и оригиналом становилось настолько сильным, что наступало отторжение.