Аластер Рейнольдс - Город бездны

Квирренбах явно впечатлился:

— Это правда. И дай человеку воды… твою мать, — он вытер рукавом пересохшие губы. — И мне тоже, педрила сраный.

— Педрила?! Классно, Квирренбах! Честное слово, классно, — охранник похлопал его по спине. — Похоже, ты записался на курсы повышения самооценки? Продолжай в том же духе — тебе полезно.

Он посмотрел на меня почти с сочувствием — взглядом, каким один профи оценивает другого.

— Ладно, двигайте за мной.

Следуя за Ратко, мы покинули помещение, где вышли из трубопровода. Понять настроение охранника было непросто: его глаза прятались за серыми очками, снабженными массой хитроумных сенсорных устройств. Он был в сюртуке, похожем на сюртук Вадима, но покороче, а блестящие заплаты выглядели более аккуратными.

— Итак, ребята, — произнес Ратко. — Что привело вас сюда?

— Считайте это проверкой качества продукции, — предложил я.

— Насколько мне известно, никто не жаловался.

— Значит, вы плохо слушали, — сказала Зебра. — Сейчас это основная проблема.

— Серьезно?

— Вот именно, — подтвердил я. — И дело не в том, что Горючего не хватает. Проблема в качестве очистки. Мы с Зеброй снабжаем клиентов вплоть до Ржавого Обода. И получаем жалобы, — я добавил в голос угрожающей назидательности. — Это означает только одно: где-то в цепи поставок — отсюда до Пояса — завелась пара слабых звеньев. Поверь, я не поленюсь и проверю все. Другой вариант — проблема с качеством основного продукта. Может быть, его разбавляют или с чем-то смешивают… Вот почему мы прибыли сюда лично, при содействии господина Квирренбаха. Мы хотим убедиться, что качество Горючего Грез сохраняется с первой стадии изготовления и до последней. Если нет — значит, кто-то кому-то врет. Тогда в этом море дерьма разразится шторм не меньше десяти баллов. В любом случае, кое у кого будут проблемы…

— Эй, подожди… — заволновался Ратко, поднимая руку.

— …Так что лучше начинать с начала, то есть с источника. И вряд ли кто-то разъяснит ситуацию лучше, чем Гедеон…

А теперь подбросим наживку.

— …Но я слышал, что он склонен к уединению.

— А что ему еще остается?

Я рассмеялся. Надеюсь, это выглядело естественно. Правда, я не понял, что в этом смешного — в отличие от человека в сенсорных очках: он явно счел свою шутку удачной.

— Пожалуй, ты прав.

Я сменил тон. Похоже, уважение я уже заслужил, и теперь можно позволить себе сделать шаг навстречу.

— Может быть, поговорим по-простому? Как насчет того, чтобы развеять мои сомнения? Думаю, будет достаточно… скажем так, пробного образца.

— В чем проблема? — Ратко с готовностью сунул руку в карман и протянул мне маленький темно-красный пузырек. — Не упускаешь случая воспользоваться служебным положением, а?

Я взял пузырек, Зебра протянула мне свадебный пистолет. Это просто необходимость. Горючее поможет мне чуть-чуть разобраться в собственном прошлом.

— Угадал, парень, — ответил я.

Небесный и Норквинко шли вперед, подозрительно поглядывая на показатели инерциальных компасов. Туннель изобиловал развилками и крутыми поворотами, но дисплеи, укрепленные перед лицевыми щитками, по-прежнему показывали их местонахождение, положение шаттла и пройденный маршрут. Даже если на обратном пути возникнет какое-то препятствие, они вряд ли заблудятся. Выбранный ими маршрут проходил через центр корабля, к головной части — туда, где должна была находиться главная рубка.

Прошло около пяти минут, когда по туннелю снова разнеслось гулкое эхо. Корабль завибрировал, словно гигантский гонг — на этот раз чуть сильнее, чем в прошлый раз.

— Хватит, — сказал Норквинко. — Теперь пошли обратно.

— Нет, еще рано. Потом, мы все равно потеряли трос. Пути назад нет — значит, остается только идти дальше.

Норквинко неохотно последовал за ним. Неожиданно атмосферные датчики начали регистрировать следы азота и кислорода вместо глубокого вакуума. Похоже, воздух понемногу заполнял шахту. Может быть, удары, отголоски которых доносились сюда, были грохотом гигантских шлюзов инопланетного корабля?

— Впереди свет, — сказал Небесный. Давление уже достигло одной атмосферы и продолжало расти.

Он выключил свой фонарь, приказав Норквинко сделать то же самое. На миг стало темно. Небесный вздрогнул, вновь ощущая страх перед темнотой, с которым он так и не научился справляться — страх, пережитый им когда-то в детской. Но вскоре глаза начали привыкать к рассеянному свету — казалось, фонари горели по-прежнему. Пожалуй, даже стало светлее — бледно-желтое сияние заливало туннель на многие десятки метров вперед.

— Небесный?

— Что?

— Знаешь, кажется, мы ползем вниз.

Небесному хотелось рассмеяться, хотелось пристыдить Норквинко, но он чувствовал то же самое. Что-то прижимало его тело к стенке шахты. По мере того как он шел — или, скорее, полз — вперед, давление усиливалось. Наконец он уже не мог избавиться от ощущения, что вновь оказался на борту «Сантьяго», где вращение создает псевдогравитацию. Но чужой корабль не вращался и не набирал скорость.

— Гомес?

— На связи. Где вы находитесь? — голос был еле слышен.

— Внутри. Мы где-то возле главной рубки.

— Ты ошибаешься, Небесный.

— Так показывают инерциальные компасы.

— Значит, они дали сбой. Ваши сигналы приходят с середины «хребта».

Небесного снова охватил страх — словно он вновь оказался в темноте. Двигаясь почти ползком, они никоим образом не могли забраться так далеко — прошло слишком мало времени. Может быть, корпус трансформировался изнутри — чтобы помочь им быстрее оказаться в нужной точке? Радиоволны не могут ошибаться — Гомес должен довольно точно определять их местоположение по сигнальной триангуляции, несмотря на помехи, создаваемые массой корпуса. Значит, дело в инерциальном компасе — он врет с той минуты, как они оказались внутри. Теперь они перемещаются в чем-то вроде статического гравитационного поля или чего-то подобного, присущего туннелю — но это не иллюзия, вызванная вращением корабля или ускорением. Похоже, это поле тащит их в случайном направлении, которое определяется только геометрией шахты. Неудивительно, что инерциальные компасы стали бесполезны. Гравитация и инерция столь тесно связаны, что невозможно влиять на одно, не изменяя другого.

— Должно быть, у них полный контроль над полем Хиггса, — потрясенно проговорил Норквинко. — Жаль, что Гомеса здесь нет. Он точно нашел бы подходящую теорию.

Такая теория существовала. Согласно ей, поле Хиггса, о котором говорил Норквинко, пронизывало весь космос, всю материю. Масса и инертность не считались неотъемлемым свойством фундаментальных частиц. Они проявлялись как результат сопротивления, которое частица испытывает при движении в поле Хиггса — подобно знаменитости, которая проходит через зал, забитый поклонниками. По мнению Норквинко, создатели корабля придумали, как помочь «знаменитости» пройти через «толпу» без задержек — или хотя бы с минимальной потерей времени. Скорее всего, они научились по своему желанию увеличивать или уменьшать плотность «толпы» и способность «поклонников» досаждать «знаменитости». Понятно, что это было весьма приблизительное описание. И Гомес, и даже Норквинко обычно начинали с метафор, прежде чем представить блестящее математическое решение проблемы. Но для Небесного этого было достаточно. Создатели корабля управляли гравитацией и инерцией с той же легкостью, с какой могли включить или погасить этот мерзкий желтый свет — и, очевидно, делали то и другое без особых усилий.