Вернор Виндж - Глубина в небе

Они один за другим показывали свои проекты. Двое старших участвовали в национальной программе радио, объясняя научные вопросы молодежи. Продюсером передачи был, очевидно, Шерканер, хотя причины он не объяснял.

Хранкнер вполне вписался в обстановку, улыбаясь, смеясь и притворяясь. Каждый из них оказался удивительным ребенком. За исключением Брента, каждый был более талантлив и открыт, чем кто-либо на памяти Аннерби. И от этого ему было только хуже, когда он представлял себе, какая жизнь встретит их во внешнем мире.

У Виктории Младшей был кукольный дом – крупное сооружение, которое уходило в заросли папоротников. Когда наступила ее очередь, она выгнула две руки крюками и почти поволокла Хранкнера к открытому фасаду дома.

– Видите? – спросила она, показывая на дыру в цоколе. Дыра была подозрительно похожа на вход в термитник. – У моего дома даже своя глубина есть. И кладовая, и столовая, и семь спален…

Гостю нужно было показать каждую комнату и объяснить назначение всей мебели. Вики открыла стену спальни, и там кипела жизнь.

– У меня там даже маленький народец живет. Видите этих теркопов?

На самом деле масштаб дома Вики вполне подходил для маленьких созданий – по крайней мере в этой фазе солнца. Потом их средние ноги обратятся в цветные крылья. Они станут лесными феями, и тогда окажутся в доме совсем не на месте. Но пока что они выглядели как маленькие кобберы, снующие из комнаты в комнату.

– Они меня любят. Могли бы вернуться на деревья, если бы захотели, но я им подкладываю еду в комнаты и навещаю каждый день.

Она потянула за медную ручку, и часть пола вылезла, как выдвижной ящик. Внутри был сложный лабиринт, построенный из тоненьких кусочков дерева.

– Я даже с ними опыты ставлю, как папа с нами, только намного проще. – Детские глаза смотрели вниз, так что она не видела реакции Аннерби. – Вот у этого выхода капаю медом, а их запускаю с другой стороны. Потом замеряю, сколько времени они добираются… Ой, малышка, ты заблудилась? Ты же уже два часа здесь. Ой, прости!

Она бесстрашно сунула пищевую руку в ящик и передвинула аттеркропа кусочком папоротника.

– Хе-хе! – хихикнула она очень похоже на Шерканера. – Среди них есть некоторые совсем глупые – а может, им просто не везет. Ну как я могу замерить ее время, если она вообще не прошла лабиринт?

– Н-ну.., не знаю.

Она повернулась к нему, уставясь на него своими красивыми глазами.

– Мама говорит, что моего братика назвали в вашу честь. Хранкнер?

– Да, наверное, так.

– Мама говорит, что вы лучший инженер в мире. Она говорит, вы даже папины сумасшедшие идеи можете выполнить. Мама хочет, чтобы мы вам понравились.

Было что-то во взгляде этого ребенка. Он был – направленный. Цель никак не могла бы притвориться, что смотрят не на нее. Весь неуют и вся неловкость визита сконцентрировались в этой секунде.

– Вы мне нравитесь.

Виктория Младшая посмотрела на него еще чуть-чуть, потом взгляд ее скользнул в сторону.

– Вот и хорошо.

Обедали они в атриуме с кобберятами. Облачная завеса выгорела, и стало жарко – по крайней мере для принстонского весеннего дня девятнадцатого года. Даже под навесом пот прошибал из каждого сустава. Детям, казалось, это было все равно. Они все еще были заинтересованы незнакомцем, по которому назвали их маленького братика. Кроме Вики, все они были все так же пронзительно веселы, и Аннерби старался соответствовать изо всех сил.

Когда кончился обед, показались наставники детей. Похоже, что это были студенты института. Детям никогда не придется ходить в настоящую школу. Будет ли им от этого легче в конце концов?

Дети хотели, чтобы Аннерби остался на уроки, но Шерканер пресек эти глупости.

– Сосредоточьтесь на учебе, – велел он.

И таким образом – хотелось надеяться – самая трудная часть визита оказалась позади. Если не считать младенцев, Аннерби и Андерхилл были одни в кабинете в прохладном нижнем этаже института. Какое-то время они поговорили о конкретных нуждах Аннерби. Если Шерканер не хочет непосредственно помочь, у него здесь есть наверняка несколько талантливых кобберов.

– Поговори с моими теоретиками. И повидайся с моими экспертами по счетным машинам. Мне кажется, что некоторые из проблем можно было бы снять, если бы существовали методы быстрого решения дифференциальных уравнений.

Андерхилл потянулся и соскочил с насеста за столом. Взгляд его вдруг стал чуть насмешливым и вопросительным.

– Хранк.., если даже не считать удовольствия общения, мы достигли сегодня большего, чем могла бы дать дюжина телефонных разговоров. Я знаю, что институт – это место, которое ты любишь. Не то чтобы здесь было твое место! У нас достаточно техников, но наши теоретики считают, что могут ими командовать. Ты – другое дело. Ты из тех, кто может командовать мыслителями и использовать их идеи для достижения своих инженерных целей.

Хранкнер улыбнулся:

– Я думал, что изобретательность следствие необходимости.

– Гм! В основном так и есть. Вот почему нам нужны кобберы вроде тебя, которые могут сложить кусочки вместе. Сегодня ты увидишь, что я имею в виду. Тут есть народ, с которым тебе будет полезно повидаться, и наоборот… Жаль только, что ты не приехал намного раньше.

Аннерби начал было бормотать какие-то оправдания и остановился. Он просто не мог больше притворяться.

– Ты знаешь, Шерк, почему я не приезжал раньше. Я бы и сейчас не приехал, если бы не прямой приказ генерала Смит. Я за ней пойду в ад, и ты это знаешь. Но она хочет большего. Она хочет, чтобы я согласился с вашими извращениями. Я.., у вас прекрасные дети, Шерк. Как вы могли такое с ними сделать?

Он ожидал, что вопрос будет отметен со смехом или встретит ледяную враждебность, с которой встречала Смит любой намек на такую критику. Но Андерхилл лишь минуту помолчал, играя с какой-то старой детской головоломкой. Кусочки дерева постукивали в тишине кабинета.

– Ты согласен, что дети здоровы и довольны?

– Да, хотя Брент кажется несколько.., замедленным.

– Ты не думаешь, что для меня они подопытные животные? Аннерби вспомнил Викторию Младшую и ее лабиринт. Что ж, он в ее возрасте поджаривал теркопов увеличительным стеклом.

– Э-хм, ты экспериментируешь со всем, что тебе попадется под руку, Шерк, – таков уж ты есть. Я думаю, что ты любишь своих детей не меньше любого хорошего отца. И потому мне еще труднее понять, как ты мог привести их в мир вне фазы. Что из того, что лишь один из них поврежден в уме? Я заметил, что они не говорят насчет игр со сверстниками. Просто не можешь найти других таких, которые не были бы зверьми?

По виду Шерканера было ясно, что вопрос попал в цель.

– Шерк, твои несчастные дети всю жизнь проживут в мире, который будет считать их преступлением против природы.