Вернор Виндж - Глубина в небе

Так родились традиции парков и бонсай. Парки – это был огромный расход, но за прошедшее со времен Тригве Итре тысячелетие они стали самой любимой из традиций Кенг Хо.

А Тригве Итре и Гуннар Ларсон? Ларсон был мертв уже тысячу лет, разумеется. Цивилизация Итре еле-еле его пережила. Наступила эра повсеместного лютования закона и чего-то вроде массового террора. Скорее всего локализаторы самого Ларсона этот конец предвидели. Вся его мудрость, вся невозмутимость мало помогли его родному миру.

Фам поерзал в спальном гамаке. Ему всегда тяжело было думать об Итре и о Ларсоне. Потерянное время, такие мысли.., кроме как сегодня. Сегодня ему нужно настроение, то, что было после этой встречи. Нужна кинестетическая память работы с локализаторами. Их сейчас в комнате должны быть десятки. Какой же порядок движений и состояние тела, включат их отзыв? Фам натянул на руки навес гамака. Руки его заплясали на воображаемой клавиатуре. Конечно, это было бы слишком просто. Пока не установится рапорт, никакие нажатия клавиш действия не возымеют. Фам вздохнул, снова изменил пульс и дыхание.., и вспомнил восторг своего первого сеанса работы с локализаторами Ларсона.

Бледно-синий свет, синее синего, мигнул на краю поля зрения. Фам чуть приоткрыл веки. В комнате была полуночная тьма. Свет от ночника был слишком слаб, чтобы видны были цвета. Ничто не шевелилось, только медленно в дыхании вентилятора дрейфовал гамак. Синий свет был откуда-то извне. Изнутри. Из его зрительного нерва. Фам закрыл глаза и повторил дыхательное упражнение. Снова замигал синий свет. Это был эффект синтезированного луча всей матрицы синтезаторов, наводимый теми двумя, что были у него на виске и в ухе. Пока что связь была очень примитивная, с виду не больше, чем случайные искорки в глазах, на которые люди и внимания не обращают. Система была запрограммирована обнаруживать себя очень осторожно. На этот раз он оставил глаза закрытыми и не изменил частоты дыхания и пульса. Пригнул два пальца к ладони. Прошла секунда. Свет мигнул снова, отвечая на движение. Фам кашлянул, подождал, пошевелил правой рукой. Синий огонек мигнул: один.., два.., три.., последовательность импульсов, ведущих для него двоичный отсчет. Фам ответил, воспользовавшись кодами, которые сам когда-то давно установил.

Он миновал модуль пароля отзыва. Вошел! Огоньки позади его глаз замигали почти случайными стимулами. Килосекунды потребуются, чтобы научить сеть локализаторов той точности, которой требует такая связь. Зрительный нерв слишком велик и сложен, чтобы сразу было четкое изображение. Не важно. Сеть теперь разговаривала с ним надежно. Старые настройки вышли из укрытия. Локализаторы определили его физические параметры; с этой минуты он может говорить с ними многими способами. На этой Вахте у него оставалось еще почти 3 Мсек. Достаточно времени на самое необходимое: внедриться в сеть флота и задать новую историю прикрытия. Какой она будет? Да, что-нибудь постыдное. Настолько постыдное, что будет понятно, почему «Фам Тринли» все эти годы изображал из себя шута. История, которой Hay и Брюгель поверят и будут считать, что у них есть рычаг воздействия на него. Какая же?

Фам почувствовал, как у него лицо растягивается в невольной улыбке.

Замле Энг, да гниет в аду твоя душа работорговца! Ты мне причинил столько горя; может быть, после эксгумации от тебя наконец будет польза.

«Детский час науки». Какое невинное название. Когда Эзр вернулся после долгого пребывания вне Вахты, это стало его личным кошмаром. Ведь Чиви обещала; как же это могло случиться? Но каждый прямой эфир был еще больше цирком, чем предыдущий.

А сегодня может быть самый худший. Если повезет, ты и последний.

Эзр вплыл в бар Бенни за тысячу секунд до начала передачи. До последнего момента он собирался смотреть из своей комнаты, но мазохизм победил и на этот раз. Он сел в толпе и стал молча слушать разговоры.

Заведение Бенни стало центром жизни в лагере L1. Оно существовало уже шестнадцать лет. Сам Бенни был в двадцатипятипроцентном цикле дежурств, и заведением управлял он сам, его отец, Гонле Фонг и еще некоторые. Старые обои кое-где вздулись волдырями, и там терялась иллюзия трехмерности. Все здесь было неофициальное – что-то позаимствовано из других строений облака L1, что-то сделано из снега, алмаза и льда. Али Лин даже принес грибную матрицу, которая позволяла выращивать неимоверную древесину, со структурой и чем-то вроде годичных колец. В какой-то момент за время отсутствия Эзра бар и стены выложили панелями темного полированного дерева. Уютное местечко, почти такое, как могли бы сделать свободные люди Кенг Хо…

Столы заведения были изрезаны именами людей, которых можно было не видеть годами, тех, у кого расписание Вахт не перекрывается с твоим. Над баром висела постоянно обновляемая схема Вахт Hay. Как и почти во всем, эмергенты использовали стандартные обозначения Кенг Хо. Глянь на схему – и увидишь, сколько мегасекунд, своего времени или объективного, пройдет до тех пор, пока встретишь того или иного человека.

Пока Эзр был вне Вахты, Бенни дорисовал схему. К ней добавилась текущая дата по системе Пауков, в обозначении Триксии – 60//21. Двадцать первый год текущего «поколения» пауков, то есть шестидесятого цикла с момента основания какой-то династии или чего-то в этом роде. Как говорила старая пословица Кенг Хо: «Если начинаешь использовать местный календарь, значит, ты слишком долго торчишь на одном месте». Двадцать один год с момента Вспышки, с момента смерти Джимми и его группы. После номера поколения и года шел номер дня и время в лэдильских «часах» и «минутах» – в шестидесятеричной системе, которой переводчики так и не удосужились найти разумного объяснения. Но все сидящие в баре понимали этот отсчет времени так же легко, как если бы читали время с хрона Кенг Хо. Они с точностью до секунды знали, когда начнется представление Триксии.

Представление Триксии. Эзр скрипнул зубами. Публичный спектакль рабов, и хуже всего, что никого это не смущает. Капля по капле мы сами становимся эмергентами.

Дзау Цинь с Ритой Ляо, еще полдюжины других пар – две из Кенг Хо – сгрудились за обычными своими столами, болтая о том, что сегодня может произойти. Эзр сидел на периферии группы, раздираемый интересом и отвращением. Теперь у него были друзья даже среди эмергентов. Скажем, Дзау Цинь. Ляо и Цинь были морально слепы, как и положено эмергентам, но были у них свои проблемы, вполне человеческие, вызывающие сочувствие. Иногда, когда никто другой не видел, Эзр замечал что-то такое в глазах Циня. Дзау был талантлив, имел склонность к науке. Если не повезет в эмергентской лотерее, его университетская жизнь может кончиться Фокусом. Вообще-то эмергенты умели каким-то двоемыслием обходить такие углы. Дзау это не всегда удавалось.