Ольга Гусейнова - Мой любимый зверь! [litres]

Когда я в белой майке, трусах и носках, еще перед этим нервно хихикнув про себя: «Как невеста», открыла дверь санблока – удивленно воззрилась на Райо, зачем-то собравшего нашу удобную кровать в узкий диван, рассевшегося на нем вальяжно, расслабленно, как на отдыхе, только в штанах и босиком, демонстрируя крепкий, рельефный торс и сильные руки.

Вспомнилось, как два дня назад мы стояли обнаженными под струями воды у ручья. Райо тогда касался моего тела, ласкал грудь, целовал, я видела его возбуждение – все было так естественно и прекрасно… Так почему сейчас встала у двери в нижнем белье и мнусь в нерешительности? При этом сама не в силах оторвать глаз от любимого. Даже в рубцах мой мужчина не просто восхищает, от него подгибаются колени, бурлит кровь, до зуда в пальцах хочется не только прикоснуться – прижаться к этой мощи всей кожей. Посмотрев прямо в желтые, нет, уже золотистые звериные глаза, я хрипло спросила:

– Мне раздеться или…

– Как хочешь, лишь бы ты чувствовала себя комфортно, – спокойно ответил Райо и протянул мне руку, безмолвно предлагая подойти.

Поправив майку, я как-то робко подошла и вложила свою ладонь в его. Он неторопливо, плавно, легко, словно мы делали это не раз, посадил меня к себе на колени, лицом к лицу, слишком близко, слишком интимно. Только я подумала, что вот прямо сейчас начнется это , Райо неожиданно попросил, прижимая меня щекой к своему плечу:

– Расскажи мне о своем прошлом, пожалуйста.

Зарылся в мои волосы носом и руками. Согревая своим дыханием, массировал мой затылок, без слов предлагая довериться.

– Что именно тебя интересует? – немного помолчав, уточнила я. Не ожидала вообще-то, настроившись заняться сексом с мужем, что придется бередить душу.

– Все. Начни с Электуса. Что ты помнишь о себе. Мне интересно, каким было твое детство, юность…

Согретая его ласковым, располагающим теплом и голосом, в котором не прозвучало ни пустого любопытства, ни служебной необходимости, не видя подмечающих все внимательных глаз, слушая мерное биение его сердца, я постепенно расслабилась. Попроси кто-то другой рассказать о прошлом, я бы, наоборот, насторожилась, закрылась. Вполне вероятно, категорически отказалась бы изливать душу, делиться болью и страхами. Но вот сейчас просьба Райо дала некую отсрочку перед неизбежным. Меня даже не столько неминуемая боль от первой близости пугала, сколько неуверенность: вдруг ему не понравится со мной? Вдруг я окажусь бревном, по поводу которого часто трепались не слишком воспитанные курсанты и излишне болтливые кадеты, начинавшие познавать мир секса?

За прошлое не было стыдно, что есть, то есть – другого не дано. Я любила маму и со светлой грустью делилась воспоминаниями о ней с любимым, приникнув к нему всем телом. Я чувствовала, что он улыбался, пока рассказывала о ней; и успокаивающе поглаживал меня по спине, когда говорила об отце, жестоком и вспыльчивом; об отстраненности и равнодушии «отца» станции Фридриха Дана. О том, чему нас учили и как. Благодаря поддержке Райо, впервые рассказала о том, что пережила на Электусе, когда папа убил маму, а потом я нашла его тоже мертвым.

– В нем было слишком много жестокости, – хрипло вспоминала я. – Почти звериной, неконтролируемой, бешеной. Он сам мучился от этого, пытался сдерживаться, но любая мелочь могла вызвать в нем шквал ярости, который сметал разум, оставлял лишь жажду причинить боль любому, кто находился рядом.

– Ровена сказала, твоя бабушка со стороны отца – клеранка. Если это правда, скорее всего, в нем жил зверь, как в любом из нас. Возможно, мать не научила его справляться с ним. Бывает и так, что зверь сильнее личности, в итоге клеранцем правят инстинкты. Подобные мужчины часто вспыльчивые, плохо управляемые, злобные и признают исключительно право сильного…

– А женщины? Как со своим зверем справляются они? – резко подняв голову, я заглянула в глаза Райо.

Прежде чем ответить, он обеими руками зарылся в мои волосы, помассировал большими пальцами шею и затылок, вызывая приятные мурашки на ставшей очень чувствительной коже, и с улыбкой ответил:

– В женщинах зверя нет. Будущие матери должны дарить тепло и ласку, благотворно влиять на своего мужчину. Но не заблуждайся, не все клеранки мягкие и пушистые. Гены и кровь у нас одна, порой наши женщины яростней мужчин. Настолько сильные, что предпочитают мужчину со слабым зверем, чтобы создать гармоничную пару.

– Надо же, – удивилась я, жмурясь от удовольствия, как кошка, под волшебными руками Райо.

– Ты несколько лет жила в интернате, где кадетов-мальчиков больше, чем девочек. Затем в Военно-космической академии, – вернул меня в реал очередной вопрос Райо. – Как вышло, что за столько лет ты не была с мужчиной? Насколько я знаю, у землян нет ограничений, существующих на Клеране, к примеру.

Распахнув глаза, я вновь смотрела в лицо Райо, обдумывая ответ на деликатный вопрос. Мой мужчина наблюдал за мной с интересом, при этом опустил руки вниз и начал медленно, наверное, рассеянно гладить мои обнаженные бедра, подбираясь ближе к самому сокровенному.

– В интернат я попала прямо с Электуса. Окунулась в иной мир, совершенно отличный от прежнего мирка, в котором прожила двенадцать лет. Там меня быстро научили, что мужчины не равны богам, не обязаны защищать девочек, все они кобели и пустозвоны. Мне пришлось с первых дней бороться за себя, честь и достоинство. Дети бывают злыми, они не умеют сочувствовать, часто не понимают, что калечат тех, кто выделяется из общей массы. К тому же я училась каждую свободную минутку, ведь на Электусе девочек учили быть идеальными женами, а образование было – постольку-поскольку. Мне пришлось за четыре года наверстать все, на что у других ушло в два раза больше времени.

– И в академии? Неужели ты не встретила там мужчину, которым можно было бы увлечься? Не влюбиться, а захотеть физически? – Райо смотрел с любопытством, но потемневшие глаза выдали его.

Спокойствие – напускное, зверь – ревнивый, даш хочет знать о своей нидаш все в мельчайших подробностях. Еще и усилившийся нажим пальцев на моих бедрах тому подтверждение. Я пожала плечами, поморщилась, а потом призналась:

– Двенадцать лет в меня вбивали, что к избраннику я должна прийти невинной. Хранить ему верность до самой смерти. Ежедневно, на каждой проповеди «отца», распекали тех, кто хоть в чем-то ослушался мужа или отца. Мой – лупил кнутом за любую промашку. Потом мама и он умерли, а я осталась одна. Я не искала любви, больше того, я ее боялась, избегала. Всеми силами хотела сохранить свободу, в моем понимании равнозначную жизни. Любой представитель сильного пола для меня был потенциальным врагом, представлял опасность. Я мечтала исключительно о карьере, своем доме… котике или собачке…